Сумеречный Сад

– К., каждый художник, каждый творец играет важную роль в этом мире – помочь людям увидеть Другое – истину, красоту и добро. Мы все чувствуем, что оно здесь, знаем, что оно существует. Но мы забыли. Только художник может в своей работе связать воедино все, чем является Другое, и проявить его нам в ощущениях. И мы творим… не чтобы удостовериться в своем таланте, а чтобы служить. Мы творим, не оглядываясь на качество и критику. Мы создаем, потому что должны.

Он распрямляет плечи и разглядывает свои руки – будто говорил сейчас не только для меня, но и себе.

– Похоже, я сказала то же самое тебе раньше.

– Ты помогла мне, К., когда мы говорили втроем с Ч. Но ты и сама должна в это поверить.

– А стол? – Я поднимаю глаза к Древу. – Все эти картины и рукописи?

– Мы отдаем нашу работу – это просто наш дар, то, что мы дарим другим – не про нас. Мы приносим дар, потому что это наша обязанность.

– Кажется, я понимаю.

Может быть, я правда поняла. Моя желтая папка была битком набита неуверенностью, страхами, надеждами и желанием похвалы или наставлений. Вовсе не подарок от чистого сердца. Исключительно плод эгоизма.

Я откидываюсь на спинку деревянной скамейки.

– Но ты говорил про риск, про смелость. Выходит, ты знаешь, что существует отказ, подобно тому, с которым пришлось столкнуться мне.

– Расскажи мне дальше свою историю.

– Дальше?

– Ты сказала, что тебе «раз за разом» говорили, что ты бездарность. Пока что я услышал про компанию десятилетних девочек и кружок начинающих писателей без квалификации. Кто еще?

Я нервно потираю ладони.

– Больше никого вроде.

Сэм снова смотрит на меня, подняв бровь.

– И это твое «раз за разом»?

– Ну если с такой стороны посмотреть… – Я слегка улыбаюсь.

– К., послушай. – Он берет меня за руку, будто мы знакомы давным-давно. – Для Сада, для нашего сообщества, нужно, чтобы твоя работа была принесена в подарок. Ни сравнения, ни зависти. Но мы в особенном месте. Остальной мир не будет так добр, это правда. И здесь кроется огромный риск. Потому что критика – только начало.

– Отлично. То есть я застряла на первом этапе?

– Вероятно. Но этот этап нужно пройти, чтобы идти дальше.

– Так может, лучше заняться чем-то еще, чем тратить время, строя из себя то, чем я не являюсь, и в конце только ранить себя? Вообще, мне нужен совет о том, как спасти мой Книжный…

– Зависит от того, как ты понимаешь слово «лучше».

Я хмурюсь и в недоумении качаю головой.

– Ты сказала: «лучше заняться чем-то еще», чтобы избежать боли. Так ли это?

– Я… Я не знаю.

– Тебе кто-нибудь когда-нибудь говорил продолжать писать?

– Ну, Ба всегда хвалила, разумеется.

– Никаких «разумеется». Никто ее не обязывал. Кто еще?

Я прикрываю глаза и вызываю в памяти давно забытый ускользающий образ.

– Однажды какой-то взрослый мужчина… Знакомый Ба, наверное. Кажется, он был писателем. Она представила меня на каком-то вечере вроде бы. Это было на свежем воздухе, ночью. Не помню, как его звали. Но Ба дала ему почитать одну мою историю. Мне было лет семь. – Я распахиваю глаза и опускаю их. – Ого.

Сэм ждет, улыбаясь.

– Я только что вспомнила. На мне было платье, похожее на это. Белое, с цветами вистерии.

Как странно.

– Удивительно. Что тебе сказал писатель?

Даже сейчас теплый свет его слов – угли, поддерживавшие долгие годы костер моего вдохновения, несмотря на все сложности прошедших лет.

– Он сказал, что у меня дар. Что история чудесная и я обязательно должна ее закончить.

– Вот и оно.

Я смеюсь.

– Один хороший отзыв на детские каракули от неизвестного читателя. Вряд ли после таких оценок ко мне потянутся издатели.

Внезапно Сэм встает.

– Хватит сидеть. Пойдем погуляем. Может, найдем тебе друзей получше.

Я поднимаюсь со скамейки и присоединяюсь к нему, осматривая извилистые тропинки и группки людей. Я встретила столько знаменитых творцов. С кем еще Сэм меня познакомит?

И почему я все еще здесь, хотя собиралась уходить?

Но Сэм берет меня под локоть, и мы идем вместе по освещенному краю Сада, внутри покрытых плющом мраморных колонн.

Я заглядываю в тени. Что же там скрывается?

Мы идем бок о бок, и я чувствую, как напитываюсь его теплом. Думаю, я могла бы приходить сюда каждую ночь, лишь бы провести бесконечный вечер с ним.

– Скажи мне, кто ты, С.? Как я могу найти тебя? Назови свою скульптуру, что угодно, что я могу знать.

Он молчит.

– Пока нет. Пока ничего.

Значит, он пока не создал ничего знаменитого? Или просто мне не скажет?

– А ты? – Он прижимает мою руку ближе к своим ребрам. – Как я могу узнать побольше о тебе?

Я хмыкаю.

– Кажется, все уже поняли, что я не…

Сэм сжимает сильнее, прерывая мою речь.

– Я имела в виду, скоро я напишу книгу, о которой будут говорить во всем мире.

– Так держать. – Когда он улыбается, в уголках глаз собираются красивые морщинки.

Мы обходим Сад по освещенному факелами краю, пока не подходим ближе к музыкантам, расположившимся напротив Древа. На платформе арфистка усаживается за свой инструмент. Длинными пальцами она проводит по струнам, пока не издавая ни звука.