Сумеречный сказ

В небольшой деревне была маленькая семья: отец, мать да девочка. Жили они скромно, но всего им на троих хватало и ни в чём не нуждались. Одна лишь тоска головы родителей занимала: как бы им дочку замуж поудачней выдать. Однако Аглая о том и слушать не желала: не видела она себя ни примерной хозяйкой, ни женой доброй, ни матерью счастливой. Охота — вот что её привлекало. Батюшка её местным лесничим был, а потому не чуралась девушка леса тёмного, не боялась топей коварных, не страшилась зверей диких. Часто Аглая с отцом вместе в чащу уходили, за порядком приглядывали и заплутавших выводили. Ничто рыжевласку не радовало, кроме как переговоров кроны над головой, туманной пелены под ногами и прохлады, чуть щёки щипающей.

Так и жила бы себе припеваючи Аглая, пока однажды не заговорили отец с матерью о свадьбе скорой. Договорились родители и теперь ждали, когда явится свататься суженый. Расплакалась Аглая, умоляла повременить и не торопить её никуда. Уверяла девушка, что не пришёл ещё ей черёд замуж выходить. Слёзы роняла о том, что судьбу свою не повстречала, а значит, нельзя ей пока что ни с кем клятвами обмениваться. Одначе против слова родительского пойти сложно — почти что невозможно. Бранился отец, мать причитала, но никто из них слушать не стал пламенных речей — дело уж слаженным слыло. Тогда решилась Аглая на отчаянный шаг: из дома сбежать, в лесу скрываться, но только лишь бы женой не называться.

Месяц новый из-за завесы облаков выглядывал редко, освещая путь-дорогу девушке, что кошкой из окна выскочила. Теперь же, ступая аккуратно и стараясь не оставлять следов, она уходила прочь. На душе неспокойно было, изводило решение собственное, но не желала Аглая просто так сдаваться.

День она плутала, второй, третий, к концу недели думала до края леса добраться, но тот словно не заканчивался. К концу седмицы все запасы опустели, а тропинки вдруг перестали знакомыми казаться. Аглая точно знала, где озеро лежит и где ручейки пробегают, но ныне всё слишком одинаковым сказывалось. Ночами холодать вдруг стало, и девушка, которая к этому времени должна была уже добраться до соседней деревни, мёрзла шибко. Болезни долго тело не противилось и сдалось вскоре. Жар донимать стал. Страх голову кружил, тревога лентой внутри вилась и уговаривала домой возвратиться. Одначе и тут неудача поджидала — к избе родной тоже не могла Аглая дорожку сыскать. Заплутала навсегда. Поняла она, что смерть уж близко.

Полная луна свысока глядела неутешительно: совсем пригорюнилась Аглая. Под дубом раскидистым, в корнях его кривых, устроилась она на ночлег, хоть и об опасности помнила. Спутались рыжие пряди, губы потрескались без воды, и только помятые ягоды в кармане одиноко лежали. Силы оставляли болезненное тело. Раскаялась Аглая в своём поступке, глупость признала и стыдно перед родителями стало, ведь они только добра для неё желали, а она себя, вон, как повела — глупо. Слёзы медленно по ланитам стекали, щипля мелкие царапинки от ветвей. Усталость и обречённость взяли верх, и Аглая погрузилась в дрёму, забыв обо всех опасностях.

Тревожный сон донимал девицу, будто кто-то нёс её на руках, а затем заботливо уложил на кровать соломенную и поил горьким отваром. Шум дождя убаюкивал, а долгожданное тепло совсем разморило — таким чудесным девушке этот сон казался. Чудилось ей, что рядом с ней некто постоянно бродит и ухаживает, не оставляет одну. В какой-то миг показалось Аглае, что это мужчина молодой, только уж шибко высоким он был. «Померещится же», — пронеслось в голове, болезнью одурманенной, и забылось тут же. Так ещё дня три прошло.

Мерный стук капель пробудил девушку ото сна, заставляя резко сесть. Сон вдруг правдой обернулся: она действительно лежала на кровати в избушке, где троим-то развернуться сложно было. Маленькая печка занимала всю стену, а на полу земляном тут и там ютились сундуки. На столике одиноко стояла тарелка, накрытая тряпкой. При виде её живот предательски завыл. Откинув одеяло, Аглая ужаснулась: кто-то снял с неё всю мокрую и грязную одежду, и только тонкая рубаха осталась. Потерев глаза, принялась Аглая вспоминать, как оказалась здесь, но ничего на ум не приходило. Точно волшебство или, наоборот, злое колдовство.

Вдруг скрипнула дверь, и на пороге появился тот самый человек из сна. Аглая мигом юркнула под покрывало.

— О, очнулась, надо же, — пробасил он. — Но-но, что зверьком загнанным глядишь, я тебя не обижу.

Во все глаза рассматривала Аглая гостя неожиданного: он был настолько высок, что в избе ему приходилось сильно горбиться. В русых кудрях виднелись мелкие листочки, зелёные шишки и редкие травинки. Изумрудные его глаза так ярко сверкали, словно не было мрака дождя за окном, а солнышко ласково светило.

— Ну чего молчишь-то?

Мужчина уселся на единственный табурет подле кровати, прищурился и приложил руку ко лбу девушки. От такого наглого жеста Аглая дёрнулась и испуганно уставилась на него, боясь лишний раз вздохнуть.

— Ты чего, а? — удивился мужчина. — Что шарахаешься, будто я тебя молнией ударил?