Сумеречный сказ

Очнулась Олеся уже на родной лавке дома. Губы пересохли, жар тело ломил. Мать сидела рядом и растирала камни в ступе, неразборчиво заклинание шепча.

— Как я… как я здесь оказалась? — еле выдавила Олеся.

— Пей, — Майя протянула ей миску, от которой шёл тошнотворный аромат. — Я тебя принесла.

Олеся непонимающе взглянула: мать никогда не выходила из лесу. Однако объясняться та не думала. Дождавшись, когда дочь примет отвар, Майя встала и хотела уйти, как вдруг Олеся схватила её. Рука девицы была горяча, как печка.

— Что со мной, матушка?

— Спи, — грубо отрезала Майя и вышла из дома.

Она ошибалась: в дочери тоже сила жила. Страшнее и могущественнее её собственной, а самое главное — сокрушительнее. В селении родительском только у самых сильных колдунов огонь внутри дышал, а тут у дитя с кровью смешанной такой дар имелся. Хотела сначала Майя удачу там попытать да дочь к родичам отвести, но одёрнула себя — проклятие над ними всё ещё висело, чуяла его ведьма.

— Ты не можешь её прятать вечность, — заскрипел леший совсем рядом.

Обернулась Майя, страх пересилив, крикнула:

— На кой чёрт тебе, старый, огненная ведьма в лесу? Не смей даже думать и подходить к ней, иначе всю округу погублю, гниль пущу.

Засмеялся леший.

— Ты на ногах стоишь еле-еле, а коль ветерок порывистый подует, так и поляжешь вовсе. Все силы свои потратила, чтоб дочь с поляны вынести. Долго ль ты ещё протянешь?

Похолодело всё внутри Майи. Знала она, что слаба и долгие-долгие годы восстанавливаться будет, ведь не было больше сердца в груди, которое питало и к жизни возвращало. Зашумела листва — скрылся леший. Вздохнула облегчённо Майя, к стенке прислонилась и слезу смахнула. Поклялась она, что отныне глаз с дочери не спустит и не позволит лесу её душу забрать.

Однако как бы ни старалась Майя, но судьба проворней оказалась. Олеся, не привыкшая к пристальному вниманию, всё порывалась сбежать из-под надзора. Так и случилось однажды, когда ночь чёрная и глухая на округу спустилась. В потёмках, точно мышь, выбралась из дома Олеся. Мать с той поры запрещала ей колдовать, но огонь всякий раз порывался с пальцев вспорхнуть.

Ныне сидела Олеся на земельке в дальней стороне от землянки и веточки сухие поджигала. То вместе вспыхнут, то по очереди замелькают — улыбка с лика не сходила.

— А если лес весь от забавы твоей загорится?

Встрепенулась Олеся и от страха слова вымолвить не могла. На неё из чащи смотрели два глаза алых, а тени не скрывали уродливое тело лешего.

— Неужто язык проглотила? — усмехнулся он.

— Я… я… я слежу за огнём, дальше не пойдёт, — еле пробормотала ведьма.

— Точно? — кивок. — А кто научил тебя силушкой управлять?

Молчала девица и врать не желала.

— Так я и думал, — приблизился леший. — А без учения твой дар опасен, ведь всю округу спалить можешь.

— А вы меня научите? — загорелись глазки Олеси надеждой.

— Куда уж мне, — вздохнул, причитая, леший. — Нет-нет, тебе надо бы к остальным колдунам и ведьмам.

— А есть и другие? — изумилась девица.

— Конечно. Неужто тебе мать не рассказала ничего?

Потупила взгляд Олеся, слёзы к горлу подкатили — как же много от неё скрывали.

— Ну-ну, не горюй. Нет твоей в том вины, ты же дитятко совсем, — утешал леший. — Я тебе всё расскажу.

И поведал тогда хозяин лесной всю правду о Майе, которая познала любовь запретную с рыбаком; о проклятии насланном и страшном; о долгих месяцах лишений и страданиях; о людях, что прогоняли несчастную; о жертве, что силы все отняла.

— Но разве можно так? — только и смогла прошептать Олеся.

Она уже не плакала. Злилась ведьма, ярость опять в душе разгораться стала.

— Увы, — покачал головой леший. — Такова природа людская — гнилая и слабая. Но я надеюсь, что ты умнее и сильнее будешь и до мести не дойдёшь.

Молчала Олеся, слова обдумывая. А леший уж от восторга ладоши потирал: все слова его в душу точно попали, и теперь о справедливости одной и будет мечтать девица.

— Помоги мне подлецов отыскать, — прошептала Олеся. — Помоги силу свою познать. Помоги суду свершиться, и тогда любое твоё желание исполню.

Леший согласился — его план точно воплотился. Так в течение месяцев трёх обучал он Олесю даром управлять, а Майю всё это время чарами окутывал. Думала она, что слабеет день ото дня, и спала постоянно, не различив магии дурной. А как научилась контролировать огонь Олеся, так в путь дальний собралась, месть в сердце храня. На груди её амулет висел — лешего оберег, что должен был всю магию в себя поглотить и девице отдать, силу её преумножая.

Ночью безлунной явилась Олеся в поселение, где отец жил да мёд попивал. Страшна была ведьма: волосы огнём пылали, стопы босые по земле мягко ступали, и тотчас из-под них искры вылетали. Жар её окружал, пламенем девица разила и погибель несла, не сдерживая себя. Месть и ярость возымели власть над душой. Крики и стоны в единый звук смешались, что слух её ласкал. Шла Олеся, не сдерживая себя и повсюду пламенем разя, к отцу направлялась. Отыскала его в избе дальней, в комнате, где хмелем за версту несло.