– Значит, чучело поможет от меня избавиться… – В глазах Пряхи судеб лед сверкнул. – Ты хотела ласковой и доброй для всех казаться, одначе не бывает так. – Она указала на застывший народ: – В их глазах я страшная и грозная, правда. Но даже зиме радоваться люд умудряется. Теперь же на века сохранится обряд твой глупый, и будут люди наивно ждать, что так смогут от зимы и болезней избавиться.
– Я сожалею, Мара, – тихонько обратилась Леля к сестрице именем, коим только матушка ее величала.
Оскалилась Хозяйка Зимы, точно пощечину получила, и грозно рявкнула:
– Не смей так называть меня после того, что натворила! Смерть дитяти предрешена была, но ты вмешалась, поселила в сердца людей мысль: коль чучело сжечь, так уйдет зима, а вместе с ней боль, печаль и смерть. Запомни же, что от тебя и Берегини начало жизни идет, но конец я одна в себе храню и смиренно несу.
Молча слушала ее Леля, поражаясь гневу, которому предела не было. Трещал мороз, иней с пальцев Пряхи судеб срывался. Подбежала Дева-Весна к сестре, обнять желала, но тут же отскочила – холодом обожглась. Обиженно она на Морану взглянула, однако та и бровью не повела. Отрешенно молвила Хозяйка Зимы:
– Я не желала себе такой участи, но смиренно обязанности свои исполняю. Будь же и ты добра подчиниться завету высших сил. Окружай теплом и любовью всех, кого пожелаешь, однако никогда не смей мне мешать.
Вмиг сверкнул серп серебряный в руке Мораны, и оборвалась жизнь дитяти.
– Запомни, Леля, никто от судьбы своей бежать не в силах, даже если ты помогать станешь, – молвила она и растворилась в ледяном воздухе, ход времени возвращая.
Сорвалась с места Леля и вбежала в избу, падая на колени пред мертвой девочкой. Зарыдала она, прижимая тело хладное к груди. Тут в дом и мать, и все жители подоспели. Скорбь деревню накрыла. Винили во всем старуху-знахарку, коей Леля все еще им виделась.
– Не спасло твое чучелко девку, – проговорил кто-то.
– Одначе научила нас матушка обряду: коль в следующий раз ведьма в округе объявится, то теперь начеку будем, – прошептал другой, шапку снимая.
Ни слова Леля не обронила. Обида в душе взыграла, да только на кого злиться не знала. Как схоронили дитя, так исчезла она и долго-долго не желала в Явь приходить.
Память людская сильной оказалась: как и предсказала Морана, обряд диковинный с блинами и чучелом на века сохранился.
– Не сможете вы так ни зиму изгнать, ни от судьбы убежать, – сетовала Леля всякий раз, когда на Масленицу глядела и слезы украдкой утирала.
С той поры не видела она больше сестрицы милой, хоть и искала встреч. Дорога в Навь закрыта для Лели, а Морана избегала Яви, бураном укрываясь. Посылала Леля весточки да грамоты различные, прощения просила, уговаривала Берегиню поговорить с Хозяйкой Зимы – ничто не тронуло сердце Пряхи судеб. Рану сильную Дева-Весна ей нанесла, и не желала Морана слушать извинений, считая, что ссора их навсегда разъединила и лишний раз показала, где зло и добро на самом деле обитают.
Навь остывала после ярости Мораны. Скорбь пронзала воздух, пока каждый залечивал свои раны. Ослабленный Дубровец принялся восстанавливать лес, возвращая ему первозданный вид. Уцелевшая нечисть складывала тела погибших в ямы, которые поджигала призванная Мораной огненная ведьма Олеся. Ее должна была забрать Лихо, но Хозяйка Зимы решила иначе: кто-то должен был занять место Бабы-Яги, а ведьму могущественнее Олеси найти сложно. Лихо была в гневе и грозила затоптать всю обитель упырей, но одного взмаха серпа Мораны было достаточно, чтобы усмирить великаншу.
Рогнеда плакала над Кириллом, сжимая его ладонь. Каждая минута для него выходила целой пыткой, о чем говорили судороги, сковывающие его тело.
Марья Моревна зашивала раны матери, пока Кощей в операционной помогал Баюну. Мази, зелья, отвары – все шло в ход, когда от усталости не хватало даже сил на слова. Никто не мог предположить, что случится настоящая битва, от которой пострадает каждый. Навь оказалась на волоске от гибели, и если не провести ритуал на рассвете, то мир мертвых окончательно сольется с Явью.
Поэтому скрепя сердце и проклиная все на свете Марья двинулась к Калинову мосту, желая наконец разобраться с завесой. Состояние Варвары улучшилось, и оставалось только ждать – регенерация завершит восстановление.
Морана стояла подле завесы, поглаживая ворона. На руках ее сверкали браслеты – нити судеб опоясывали ее запястья, напоминая о предназначении. В глазах по-прежнему дребезжал огонь, так что уставшая чернокнижница предпочла держаться как можно тише.
– Кажется, в этом мире все позабыли, кому они подчиняются. Как считаешь?
Казавшаяся внешне спокойной, Морана в любой момент могла стереть все в пыль, один раз взмахнув рукой. Она выжидающе посмотрела на ученицу, призывая ответить:
– Думаю, теперь все вспомнили.
Пряха судеб сухо рассмеялась.