Сумерки Баригора

Вернон лишь устало кивнул и последовал за распорядителем в обеденный зал. Хотя залом это небольшое помещение с низким сводчатым потолком и вечным запахом сырости назвал какой-то плохой шутник. Впрочем, он же назвал построенную еще лет пятьсот назад крепость на границе с землями варваров городом, а замок в ее центре – дворцом.

Кутаясь в теплый плащ, который всегда стелили ему на стул слуги, Вернон вполуха слушал, что Феликс заготовил для него на этот день. Обязанности лорда Льежа сводились к выслушиванию унылых докладов о добыче леса, пушнины и дичи, не меняющихся годами, вынесению решений по особенно сложным спорам местных землевладельцев (было ли преступлением то, что жеребец лорда Тори покрыл кобылу лорда Фугуса без ведома последнего) и редких аудиенций с дикарскими вождями, которые решили, что в этом году выгоднее торговать с Баригором, а не досаждать его пограничным войскам своими глупыми набегами.

– Наконец, Карандра из племени Ктан просит вашей аудиенции. Она ожидает уже несколько дней, милорд, я посчитал, что сегодня вы сможете уделить ей свое время.

Вернон поморщился. Северные варвары вызывали у него отвращение: нецивилизованные, немытые, вечно воняющие смесью пота и грязных шкур. Ему бесконечно претило то, что с ними нужно общаться как с равными и относиться к ним с уважением. Но король Фридрих считал, что мир с северянами – залог процветания Баригора. Как будто эти жалкие дикари могли что-то сделать такой мощной и современной державе.

Воспоминание об отце еще больше ухудшило настроение Вернона. Это все была его вина. Фридрих сломал ему жизнь, устроив покушение на герцога Форро, а потом еще и сослал в темный промозглый Льеж выслушивать склоки местных недодворян и любезничать с грязными варварами. Вернон подал знак рукой, и слуга вновь наполнил его бокал терпким красным вином. Принц осушил его в два глотка. Он не был готов выносить этот день трезвым.

– Вы примете дикарку, милорд? – уточнил Феликс, который уже некоторое время ждал реакции Вернона.

– Да, Феликс, Кавиц тебя побери, – принц выплеснул бурлящий внутри гнев на распорядителя, который резко попятился назад и будто стал меньше, – хватит глупых вопросов. Я не за это тебе плачу.

– Да, милорд.

– А теперь оставь меня! Я хочу завтракать в одиночестве!

– Да, милорд. – Феликс, кланяясь, начал пятиться и вскоре скрылся за дверью зала.

После завтрака Вернон, все еще такой же раздраженный, как и с утра, вышел в тронную залу, больше похожую на хлев в Лорицком дворце. На стенах здесь висели головы диких животных, пустыми мертвыми глазами смотрящие на мир, и уже порядком выцветшие драпировки – все это вышло из моды уже лет сто пятьдесят назад и было убрано из всех дворцов и имений Баригора, но только не из Льежского замка. Здесь это считалось местным колоритом, хотя Вернон называл это иначе – безвкусицей.

Он сел на свое место – нечто вроде трона на небольшом возвышении – и дал знак пригласить посетителя. Вездесущий Феликс уже стоял у него за спиной, шумно дыша.

– Сегодня перед вами предстанет Карандра, милорд, она называется себя шаманом племени Ктан. Это племя – одно из самых сильных и развитых в северных землях, но ранее они не выходили на контакт с Баригором. От других северян до нас доходили слухи об особой жестокости Ктан и их мистических силах, но я уверен, это не более чем предрассудки дикарей. Заключение союза с таким сильным племенем еще более укрепит могущество Баригора.

– Да-да, конечно, вся надежда на грязных варваров, – съязвил Вернон, и Феликс замолчал, сделав шаг назад. За годы службы он изучил нрав своего господина и научился не лезть под горячую руку.

Двери в зал распахнулись, и гвардейцы пропустили в них фигуру. За грудой шкур, скрывающих тело дикарки, Вернон не сразу разглядел ее лицо. Карандра оказалась старой, если не сказать древней. Ее волосы совсем поседели, и многочисленные косы с вплетенными в них бусинами из кости свисали темно-серыми плетями вдоль морщинистого осунувшегося лица. Все ее лицо было покрыто синими выцветшими татуировками, узор которых уже невозможно было разобрать из-за складок кожи. Но глядящие на принца из-под кустистых бровей глаза смотрели живо и цепко.

– Приветствую вас в Льеже, Карандра из рода Ктан, – пересилив отвращение и презрение, Вернон обратился к дикарке вежливо.

– Она не знает нашего языка, милорд, Тарис будет переводить. – Только когда Феликс сказал это, Вернон обратил внимание, что все это время в зале присутствовал еще один человек – Тарис, полукровка, чья мать не нашла ничего лучше, чем лечь под одного из северян, осевших в Льеже. Вот уже несколько лет Тарис служил при дворе Вернона переводчиком. Юноша прогавкал что-то на варварском языке, таком же неотесанном и диком, как и его носители.

Карандра перевела взгляд на переводчика, но лишь на мгновение, а после снова уставилась прямо на Вернона. В ее взгляде было что-то такое, от чего принцу стало не по себе, но он так и не смог понять почему. Возможно, ему в голову просто ударило вино.