Сумерки Баригора

Спустя несколько секунд игры в гляделки дикарка все же ответила. Ее голос звучал странно, он одновременно напоминал и шепот, и крик, и пение. Вернону еще никогда не приходилось слышать ничего подобного, и он покосился сперва на Феликса, затем на Тариса, но ни один из них не выказывал ни малейшего удивления.

– Она говорит, что она шаман племени Ктан и что ее бог прислал ее сюда, милорд, – перевел Тарис.

Ее бог! Как же это все глупо. Но Вернон уже согласился принять ее, а значит, нужно было поддержать хоть какой-то разговор.

– И что же она хочет?

Толмач перевел вопрос.

Карандра какое-то время молчала, наклоняя голову то на один бок, то на другой, подобно хищной птице, а затем вновь произнесла что-то таким же странным голосом.

– Я не очень понимаю, милорд, – затараторил Тарис, когда дикарка закончила, – она говорит, что пришла дать вам силу, с помощью которой вы сможете сразить того, кто терзает вас во снах.

Карандра сказала что-то еще.

– Ее бог дает ей силу, – перевел Тарис, – с которой не сравнится сила простых смертных.

Молодой толмач растерянно посмотрел сперва на Вернона, затем на Феликса.

– Кажется, она умалишенная, милорд, – резюмировал распорядитель, – прикажете гнать ее в шею?

Вернон не удостоил Феликса взглядом. Он разглядывал дикарку. Зачем она пришла сюда? Откуда ей было знать о его кошмарах, о которых он никогда никому не рассказывал? Или она правда была безумна, как говорил Феликс?

– И что же она предлагает? – спросил Вернон. Тарис посмотрел на него с удивлением, но послушно перевел вопрос.

На этот раз Карандра ответила сразу. И, вопреки всякому здравому смыслу, Вернон понял ее ответ.

– Я предлагаю тебе силу, которая исполнит твои самые сокровенные желания, которая позволит твоей мести свершиться.

Вернон вытаращил на дикарку глаза. Он хотел было вскочить со своего места и приблизиться к ней, схватить ее за шею и выяснить, как она узнала его самые мрачные секреты, но его прервал растерянный голос Тариса:

– Она не отвечает, милорд.

– Что?! – выкрикнул Вернон, совершенно не понимая, что происходит. Карандра только что ответила, но почему же Тарис этого не слышал? Смятение приводило Вернона в ярость.

– Я-я п-перевел ей в-в-ваши слова, м-м-милорд, – напуганный внезапной яростью своего господина, молодой переводчик начал заикаться, – н-но она только велела м-м-мне з-заткнуться.

Вернон посмотрел на Карандру. Старая дикарка улыбалась – хитро и коварно.

– Уведите ее! – крикнул Феликс из-за спины Вернона. – Эта северянка безумна!

Гвардейцы поспешили к Карандре, но та сама развернулась и с удивительными для ее возраста проворством и статью направилась прочь из зала. Уже перед самыми дверьми она все же обернулась и бросила на Вернона пронзительный взгляд.

– Я еще вернусь, – услышал он ее голос, но больше никто на это не отреагировал, и принц понял, что другие не слышат слова северянки.

Когда двери закрылись за ее спиной, Вернон тяжело опустился на спинку своего кресла. Он только сейчас заметил, что так сильно вцепился руками в подлокотники, что его пальцы почти свело. С усилием он опустил руки и тяжело вздохнул.

– Прошу простить меня, милорд, – засуетился Феликс, вновь вызывая у Вернона волну раздражения, – до этого она вела себя совершенно нормально! Я лично говорил с ней! Я не знаю, почему она все это устроила.

– Ктан не такие, как другие племена, – тихо вставил Тарис, – они поклоняются темному богу.

– И что с того? – рявкнул Вернон.

– П-простите, м-милорд. Я просто хотел сказать, что они считаются с-с-странными даже среди с-с-северян.

– Спасибо, Тарис, ты можешь идти, – поспешил отослать переводчика Феликс. Тот поклонился и быстро покинул зал.

Вернон прикрыл глаза. Он почувствовал, как где-то в глубине его черепа скапливается тяжесть, будто бы собираясь в пульсирующий комок. Глаза начали слезиться. Так было всегда перед тем, как на него накатывал очередной приступ отупляющей и ослепляющей головной боли. Принц сжал зубы. Чертова дикарка. Это все ее вина.

– Отмени все мои планы, Феликс. Я устал.

– Как прикажете, милорд.

– Я буду в своих покоях, вели меня не беспокоить.

– Конечно, милорд.

Уже ощущая подступающий приступ тошноты, которая приходила вместе с болью, Вернон поднялся с кресла и быстрым неровным шагом удалился к себе.

Головная боль мучила Вернона до поздней ночи. Он пытался спать, но ощущение обруча, сдавливающего его череп, лишь усиливалось, когда он ложился и закрывал глаза. Он пытался читать, но глаза слезились, а сознание путалось. Слуги несколько раз приносили ему еду, но его мутило, и он не мог заставить себя проглотить ни кусочка. Все звуки, все тактильные ощущения и все запахи вызывали у него дискомфорт. Но он был слишком ослаблен накатившим недугом, чтобы злиться. И лишь сидел, свернувшись калачиком, в большом кожаном кресле у камина и бессильно кусал губы, ожидая, пока боль пройдет.

Уснуть ему удалось лишь глубоко в ночи, когда все шумы в замке затихли и тишину нарушало лишь потрескивание дров в камине. Сон принес облегчение, но ненадолго.