«Обратная селекция: успешными становятся не талантливые, а лояльные.
Патриархально-военная культура безусловно ставит лояльность выше таланта и навыков. В ситуации перманентной войны против всех верность важнее профессионализма. Умник подозрителен, интеллигент ненадежен, спорщик представляется потенциальным предателем. В итоге неизбежно происходит дегенеративная селекция посредственностей, пробивающихся наверх не с помощью труда и способностей, но благодаря выказанной лояльности и личной беспринципности. Дело взялся было поправить капитализм, попытавшийся совладать с этой бедой при помощи меритократии, заявив тезис о том, что теперь успеха будет добиваться тот, кто способнее и умнее – конечно, на свой, капиталистический лад. Возможно, так и было какое-то непродолжительное время, но потом традиционная культура неизбежно свела идею социальной эволюции на принципах интеллектуального превосходства к нулю: в иерархической корпоративной среде умным является тот, кого таковым считает начальство, а вертикальная карьера в наибольшей степени зависит от соответствия принятым в компании ценностям, умению лавировать в рамках заданной организационной модели и таланту к аппаратным интригам.
Патриархально-военная культура существует при любом общественном строе – феодализме, капитализме, социализме, легко справляясь с попытками преодолеть ее как через капиталистическую меритократию – лояльность важнее! – так и через социалистический интернационализм, при котором врагами становятся не нации, а идейные противники, и в случае отсутствия внешних врагов находятся внутренние. И на государственном, и на корпоративном уровнях победила в итоге тимократия – власть не самых способных, а способных эту власть взять.
Авторитарное управление и генерация ошибок.
Единоличный лидер в системе традиционной культуры прекрасно осведомлен и об обратной селекции, и об уровне реального профессионализма своих непосредственных подчиненных. Он сам прошел тот же путь и не без оснований подозревает, что его приближенные в массе своей неквалифицированные идиоты, некоторым из которых повезло иметь толковых помощников. В силу этого руководитель вынужден постоянно контролировать дело в ручном режиме, а в самых важных случаях – работать самостоятельно, потому что иначе ничего не будет сделано вовсе. Поощряемый обществом положительный образ большого начальника, лично куда-то лезущего в сапогах, крутящего рукояти и жмущего рычаги, рожден невозможностью делегировать сколько-нибудь важную задачу своим сотрудникам. Огилви сказал: «Если мы будем нанимать людей выше себя, мы станем компанией гигантов, если мы будем нанимать людей ниже себя – мы станем компанией карликов». Однако в традиционной культуре сама мысль о том, что кто-то может быть выше начальника – умнее, профессиональнее, талантливее – является опасным вольнодумством, поэтому остается только вздыхать, вспоминая титанов прошлого, и гадать, куда же они все подевались.
Даже если лидер – натуральный гигант мысли и духа, он остается человеком, а значит, не свободен от ошибок. Однако принцип селекции по признаку безусловной лояльности приводит к тому, что рядом нет никого, кто мог бы от этих ошибок его удержать. Опереться можно только на то, что оказывает сопротивление, но в традиционной культуре сопротивление – один из смертных грехов. Скорее рано, чем поздно, вокруг лидера формируется сводный хор, стройно подхватывающий любой его фальшивый напев. Сам характер культуры – патриархальная – определяет образ лидера как центральную смысловую основу, а его удовольствие или неудовольствие – как единственный критерий измерения результата любой деятельности. Это неизбежно приводит к развитию широкой практики приписок и искаженных докладов, формирующих приятную для начальника картину реальности. О пользе дела речи тут не идет, и некое общественное благо может состояться, только по счастливой случайности совпав с высочайшей волей, которую бросятся исполнять лояльные статисты на руководящих позициях.
Консерватизм и ксенофобия.
Традиционная патриархально-военная культура ориентирована на постоянное воспроизводство самой себя, она враждебна к новым смыслам и продуцирует только стазис. Ее образ будущего – всего лишь прошлое, спроецированное на шкалу времени. Это охранительная, а не созидательная культура, ценности которой зачастую описываются через отрицание иного и нового. Ей свойственно то, что Томас Кун называл «ослепляющая сила устоявшихся парадигм»: люди уверены, что в случае изменений нас ждет какая-то глобальная катастрофа.
Источники такого консерватизма лежат в первобытной ксенофобии, которая является неотъемлемой частью аграрной идеологии периода становления военных элит: наше племя – в окружении коварных врагов, которые безнравственны, коварны и уничтожат нас при любом удобном случае, если мы такой им предоставим. Отсюда суеверный архаический ужас перед любым международным взаимодействием и интернациональным объединением, которое мыслится как ловушка, расставленная для того, чтобы стереть нашу драгоценную идентичность. Мировое правительство мыслится похожим на собственное национальное, а потому сама идея вызывает закономерный ужас и отторжение.
Патриархально-военная культура – культура людей, сидящих на одном месте, охраняющих границы этого места, подозрительно и агрессивно относящихся к ко всему, что за границами находится. Мир видится исключительно через призму «мы и они», где «они» всегда против нас. Таким образом, возникает замкнутый контур, внутри которого вырождается управленческая система, уничтожается творческое начало, не принимаются сторонние идеи и невозможно партнерство.
Постоянная ложь, которая требуется для поддержания архаичной картины мира.
Специфическое отношение к людям, как к бессмысленным скотам, свойственное консервативному руководству, обуславливает постоянную начальственную ложь: ведь правду сказать нельзя, потому что «они не так поймут». Однако «они» прекрасно понимают, что им врут, но соглашаются принять ложь как часть условий игры. В связи с этим происходит обесценивание любой начальственной информации и постоянный поиск подтекстов. Интерпретации властных заявлений становятся отдельным публицистическим жанром. Конспирологами стали все: никто больше не верит сказанному, все ищут тайные смыслы и расшифровывают подтекст, исходя, как водится, из собственных предрассудков. Говорить об эффективной коммуникации в такой ситуации не приходится вовсе.
Удержание коллективного интеллекта на минимально возможном уровне.
Для того, чтобы в ложь верили – а ложь в консервативной культуре, как правило, крайне топорная и безыскусная – нужно поддерживать низкий уровень образования, интеллекта и способности к критическому мышлению. Политике это необходимо для готовности граждан с воодушевлением принять любую войну и беду, экономике – для управления потребительским поведением. Гражданину достаточно знать ремесло, уметь поставить подпись на избирательном бюллетене, делать покупки, взять кредит и нажать на курок. Для традиционной культуры характерен положительный образ «простого человека», который «не теоретик, а практик», «академиев не кончал» и вообще, «делает дело». Отношение к ученым, а уж тем паче к деятелям искусства всегда подозрительное; им позволено пребывать в обществе или в качестве полезных чудаков, или исполнителей идеологически верных речевок».