Сумерки Бога, или Кухонные астронавты

Ойуун, и без того склонный к образу жизни отшельника, раньше выходил из своего отсека хотя бы на кухню, а теперь вовсе перестал появляться на верхних палубах и не поднимался даже в каюту. Эшли взяла над ним опеку, относила поесть, старалась развлекать разговорами и, возвращаясь, смотрела на меня как будто бы с ожиданием.

Акико и Юкико по-прежнему все время проводили в обсерватории; я как-то зашел к ним: они разложили перед собой звездные карты, какие-то чертежи и что-то записывали в двух блокнотах. Как могли пригодиться нам сейчас карты, охватывающие всего около тринадцати миллиардов световых лет условно изученного пространства Вселенной, я не представлял, а спрашивать не стал; зато обратил внимание, что и квантовый телескоп, и расчетный узел были отключены.

Зойка перестала смеяться и все больше молчала, отчего на палубах «Эволюции» стало тихо, грустно и пусто. Однажды на кухне я застал ее за расчетами: какое время года и что за день сейчас на Земле.

– Там уже сорок лет прошло, кэп, понимаешь? Не десять, как все планировали, а сорок. Никогда и никто так надолго не уходил с Земли, а ведь нам еще возвращаться. Я тебе не Гудрун, я маму снова хотела увидеть, – сказала она и отвернулась.

Никто вслух не говорил о возвращении, не предлагал повернуть корабль назад, но решение это очевидно витало в воздухе. Тогда я первый раз пожалел, что поставил злосчастную галочку в опросном листе, соглашаясь на лидерство. Вернуться сейчас означало обессмыслить все тридцать недель полета и сорокалетнее ожидание на Земле, а еще гарантированно обречь кого-то снова пройти наш путь, только уже до конца; но если продолжать, то до какого предела?..

Вечером 17 мая 2022 года по времени «Эволюции», на исходе 217-го дня полета, я выходил из кухни и услышал, как Айхендорф с кем-то разговаривает в библиотеке:

– Возможен ли научный, а не богословский подход к познанию Бога? Да, несомненно. Слишком рано сочли гипотезу Бога отработанной и не удосужились додумать ее толком. Ты знаешь, например, что такое цимцум? Нет? Ну, конечно. А я знаю, мне рассказывал Айзек. Так вот, в лурианской Каббале это процесс сжатия бесконечного Бога, благодаря чему образуется пустое пространство Вселенной. Цимцум как бы освобождает место для последующего творения, создавая пространство без Бога. Чтобы дать в себе место конечному существованию мироздания, Он должен сам себя ограничить. Такие периодические стягивания в Каббале называются сод-цимцум, как самоограничения Абсолютного, дающие в нем место мирам. Ничего не напоминает?..

Я не услышал ответа, но Айхендорф воскликнул:

– Ну конечно, пульсирующая Вселенная! От Большого взрыва через инфляцию пространства к созиданию мироздания, а затем – к последующему сжатию и повторению цикла пульсаций. Что? Нет, это вовсе не сложно. Вообще, есть два способа справиться со сложностью: это попытаться ее объяснить или отказать в праве на существование, ха-ха. Кстати, с цимцум и последующим процессом творения тоже все оказалось непросто: Бог наполнил эманациями своего света сосуды, таким образом удерживая свет среди пустоты; однако дело кончилось неудачей, большинство сосудов разбились, свет частично вернулся к Богу, и лишь в некоторых сосудах сохранились его искры. Так Бог словно пребывает в изгнании из Самого Себя, и чтобы вернуться, Он должен или собрать все сосуды, или заново создать их и наполнить своим светом. Может ли это быть метафорой мультивселенной?

И снова я не услышал ответа, а Айхендорф рассмеялся:

– Остроумно! Вселенные как капли воды, образованные Большим взрывом и принявшие сферическую форму в невесомости космоса – да, очень остроумное сравнение! И в каждой из них свои события, похожие и не похожие одновременно, а чтобы собрать их обратно или перейти на другой уровень совершенства, нужно преобразовать все фрагменты мультивселенной!

Я заглянул в библиотеку. Полумрак рассеивала зеленая настольная лампа в углу. Золотистыми призраками парили в прозрачном аквариуме рыбки сестер Сато. За столом в одиночестве сидел Айхендорф, постукивал пальцами по столешнице и смотрел перед собой.

– Привет, – сказал я. – Ты с кем разговаривал, Генрих?

Он поднял на меня задумчивый взгляд.

– А? Нет, ни с кем.

И отвернулся.

Я постоял немного в дверях, а когда отошел, то услышал:

– Но ведь во всем этом должен быть какой-нибудь смысл? Что, если мы и есть этот смысл? И наша жизнь – загадка, которую предстоит разгадать, чтобы выяснить, чего же требует от нас Бог или мироздание?..

По внутренним часам «Эволюции» наступала ночь; было тихо; автоматика приглушила свет и на палубе сгустились желтоватые сумерки. Я шел к кольцевому коридору, куда выходили двери кают, но вздрогнул и невольно остановился: под ощетинившейся перьями индейской маской неподвижно стояли плечом к плечу две тоненькие фигурки. Сердце заколотилось; похоже, нервы и у меня постепенно стали ни к черту, если я испугался сестер Сато, ждавших меня у каюты.

– Акико говорит, что нужно завтра утром собраться всем вместе в библиотеке, – сказала Юкико. – У нас есть важное сообщение.