Сумерки Бога, или Кухонные астронавты

– «Мы думали, что, открывая все двери зверинцев, все хлева и конюшни, ломая все загороди и выпуская истомленных неволей зверей и скотину, мы немедленно введем их в кабинет и в дружески серьезной беседе обсудим и постановим, как жить нам дальше. И мы их уговаривали. И ослу, ждавшему палки, мы читали лекции. И осел выгнал нас из нашего дома, и сидит в нем, и ревом своим будит всех ослов Европы».

Оксана убрала смартфон и добавила:

– Это у вас там, в цивилизации космических бродяг-анархистов, можно с кем угодно взять и все обсудить. А у нас тут немного другая реальность.

– Вот от того она и другая, – ответил я. – Существует всего два подхода к политике, социологии, менеджменту, маркетингу, ко всему; их формулировки просты: относиться к людям как к людям, или к людям – как к скотине. Мы или открыто говорим о проблемах, доверяем, слушаем, искренне предлагаем, делаем лучше, сотрудничаем; или считаем, что «они не поймут», что «никто не будет такое читать», что «это никому не нужно», что «для них и так сойдет», а потому манипулируем, обманываем, скрываем, заставляем, впариваем, прогреваем, управляем кнутом и пряником, считая себе при этом умнее и лучше прочих. Первое куда как сложнее, но всегда дает результат в перспективе, потому что именно так строится здоровое общество; второе проще и приносит быстрый эффект. Ваша беда в том, что вы всегда выбираете сиюминутный результат, а потом искренне удивляетесь неприятным перспективным последствиям. Вы же, Оксана, должны это понимать, разве нет?

Наверное, вышло бестактно, потому что она ушла, не допив кофе и не попрощавшись.

Я снова остался один.

То ли от таких разговоров, то ли от осенней тревожной хмари, то ли от новелл Александра, который на лестнице тыкал мне в лицо телефоном, показывая запись выступления какого-то Ковальчука, но я долго не мог уснуть; лишь под утро, в мертвой и темной предрассветной тиши, я незаметно для самого себя оказался в подобии тонкого сна, долго шел в нем извилистыми сумрачными коридорами, пока не оказался в

…Разомлевший от жары ленивый подмосковный июль в густых ароматах жасмина и лаванды. Добродушные мохнатые шмели неторопливо перелетают меж раскрытых цветов кустовой розы, забираются в тонкие бархатные лепестки. На ослепительно синем небе ни облачка. Иногда дуновение легкого ветерка чуть тронет верхушки берез, и тогда кружевные тени листвы задрожат на дощатом полу просторной старой террасы. Рядом кресло-качалка; на нем книжка в бумажной обложке – «Записки охотника» – и мужская шляпа из светлой соломки.

Сбоку от ухоженной дорожки, ведущей к калитке, рядом с клумбой пышноцветных красно-оранжевых георгинов, в траве стоит трехколесный велосипедик с повязанным на руле розовым бантом. Сзади дома слышен детский смех и веселые крики; из-за угла, подпрыгивая, выкатывается большой и пестрый надувной мяч, а следом выбегает девочка лет четырех, белокурая, в голубом платьице, прехорошенькая; она схватывает мячик, бросает быстрый любопытный взгляд и бежит обратно за дом.

Звякает защелка калитки.

– Здравствуйте! Вы уже здесь!

Дмитрий Иванович приветственно машет рукой и идет по дорожке к террасе, ведя рядом велосипед с багажником на заднем крыле и дребезжащим звонком.

– А я отвозил Вадиму книжку по истории Четвертой республики, и, представляете, заболтался! Он очень интересный собеседник, Вадим, вам непременно нужно с ним познакомиться! О, моя шляпа! А я думал, где же ее позабыл: на речке или в правлении? Совсем стал рассеянный! Старость, да-с!

Дмитрию Ивановичу на вид около пятидесяти; у него большие очки и немного всклокоченная борода с паутинными нитями серебряной седины.

– Ну, что же мы стоим! Пройдемте в дом! Прошу, прошу!

Уютная тишина и прохлада, какая бывает в жаркий день внутри почтенного дачного дома. Пахнет мастикой, старинной мебелью и сушеными травами. Тикают ходики. Рубиновые и золотые блики витражных вставок дрожат в полумраке на потрепанных корешках книг и кремового цвета афишах с портретами молодой женщины в овальных и круглых рамках.

– Моя матушка, Софья Андреевна! Не верится? А видели бы вы ее полвека назад! Когда-то она по-настоящему блистала в «Венских женщинах» и «Веселой вдове»! Как вам, кстати, Легар? Согласен, мне тоже Оффенбах кажется глубже, но признайте, что «Цыганская любовь» – совершенное чудо! Кстати, эта вещь есть у меня на пластинке, коллекционная запись 1954 года, вам обязательно стоит услышать.

На полке камина в просторной гостиной теснится разная мелочь: спички, фарфоровая пастушка, набор рыболовных крючков, пепельница, пластмассовый паровозик без колеса, изрядно потертые беспроводные наушники, визитная карточка с загнутым уголком и фотография в простом паспарту. На ней средних лет мужчина в костюме и галстуке, с аккуратно остриженными волосами с благородной проседью, умным взглядом, в очках без оправы. Перед фотокарточкой из деревянной подставки торчат истлевшие палочки благовоний.