Сумерки Бога, или Кухонные астронавты

– Ну вот мы как раз такие, не пожелавшие и не успевшие. Шеф предлагает: давай наберем тех, кого наши условия устраивают, есть же такие? Я говорю: конечно, есть, и много! И даже специальность неплохо знают. Но никак не могу донести до него, что одного владения конкретными навыками совершенно недостаточно сейчас для работы с новейшими вызовами. Он как выучил во времена, наверное, комсомольской юности, что «Хороший парень – не профессия», так и талдычит мне. А я ему пытаюсь сказать, что хороший парень – очень даже профессия, и не одна, причем иногда в коллективе критически нужная! И что, если вашими сравнениями пользоваться, профессиональные жёсткие навыки – они для фермеров, как конкретные, неизменные и почти автоматические приемы обработки земли, на эффективность которых личность земледельца не влияет ни мало. А для охотников, кроме безусловно необходимых практических умений и знаний, важнее другие: внимательность, скорость мышления, умение адаптироваться под ситуацию.

– У фермера, кстати, тоже нужно развивать определенные черты личности, – заметил я. – Стремление к стабильности, консерватизм, неприятие нового – а то иначе они или с земли убегут, или власть скинут.

– Ну, для этого тысячу лет существуют совершенно конкретные общественные институты, и они вам известны. Ладно, спасибо за компанию, я побежала. Мне еще фермеров на работу нанимать.

…Бедный мир!

Я думаю, Нина, тебе как антропологу особенно больно смотреть, в какие тупики он зашел здесь, в какие ловушки попал и на какие страшные действия готов решиться, чтобы из них выбраться, словно животное, отгрызающее себе застрявшую в капкане лапу. Естественный ход эволюции привел человечество к историческому пределу, который оно не в состоянии преодолеть, пораженное недугами войны и консюмеризма; словно нерадивый школьник, который, когда дошло до экзамена, в растерянности читает вопросы к билетам и понимает, что выучить уже ничего не успеет.

Мир постепенно пришел к осознанию простой истины, что свободный человек работает лучше раба, но оказалось, что уже почти не осталось свободных; неожиданно доподлинно выяснилось – о чудо! – что сотрудничество полезнее конфронтации, но те, кого поколениями воспитывали в культуре войны, не способны сотрудничать, ведь для этого нужно уметь принимать других, разных, а не демонизировать их; когда понадобились вдруг – и как можно больше! – разумные, их не нашлось, потому как столетиями нужны были недалекие, не рассуждающие, не знающие, но лояльные, и система самовоспроизводилась, создавая только таких. И вот пришло новое время, и мир полон послушных, и злых, и неумных, занятых бессмысленной и неприятной работой, делающих ее в массе своей весьма посредственно, и их все больше и больше, и что с ними делать в таких количествах, никто не знает.

В итоге то немногое, что не уничтожено здесь традиционными иерархиями и милитаристским патриотизмом, добивает общество потребления.

Помнится, когда я объяснял Егору, как вышло, что у нас есть звездолеты – «миллиардники», а тут ничего подобного не существует и близко, то сказал не только о культе войны, но и про модель экономики, которая, по видимому заявляя о том, что дает возможность лучшим предложениям и продуктам победить в честной борьбе, сегодня, напротив, продуцирует стагнацию и посредственность.