– Я возьму на себя лидерство группы. Если никто не против.
Все промолчали.
– Хорошо, – согласился я. – Давайте продолжим. Али?
Али за прошедший час похудел будто бы вдвое, а его кожа из глянцево черной стала какой-то безжизненно серой. Он был врач, а причины поступка сестер Сато представлялись слишком очевидными.
– Последние семь недель каждый из нас проходит ежедневный тест психического состояния, – сказал Али. – Я понимаю, что инцидент…трагедия выглядит очень похожей на следствие мощного приступа космической клаустрофобии…как на «Таймыре» в 2019-ом, помните?
Мы помнили. Тогда на третьем месяце изучения межгалактических пылевых облаков космолог-исследователь чуть не погубил звездолет, протаранив атмосферным ботом ворота шлюза на нижней палубе. Только чудом обошлось без человеческих жертв.
– Так вот, я со всей уверенностью заявляю, что ни у кого из нас нет даже начальных признаков космической клаустрофобии. Есть другое, по мелочи…не знаю, корректно ли…
– Корректно, – подтвердил я.
– Ну, у Лили повышенная тревожность и нарастание депрессивного компонента, пока, впрочем, в пределах допустимого…у Айзека тоже тревожность, у Зои эмоциональная нестабильность, наложенная на тип личности…
Зойка фыркнула. Я ожидал, что Али скажет про Айхендорфа, но нет.
– Тем не менее, у всех без исключения психические флюктуации коррелируют с обстоятельствами и не выходят за рубежи приемлемой нормы, понимаете? А у Акико и Юкико показатели стабильности психики и вовсе самые высокие в экипаже. Они совершенно ментально здоровы, кэп…были.
– Принято. Ойуун?
У кибернетиста отросли длинные волосы, черные и прямые, которые он перехватил на лбу тонким кожаным ремешком с тремя разноцветными бусинами. Такой же был надет на левой руке.
– От злых духов, – объяснил он.
Я взглянул на Али. Тот только повел плечами.
Я спросил, почему Лаплас не остановил сестер Сато.
– Лаплас – машина, – тихо ответил Ойуун. – Иногда его владение естественным языком может вводить в объяснимое подсознательное заблуждение, но это является простым инструментом пользовательского интерфейса, таким же, как кнопки и рычаги, только более удобным. Он не мог, да и не должен был никого останавливать, потому что не имел на то ни полномочий, ни прав. Свободная воля.
Все знают три закона робототехники Азимова; кому-то известны еще и другие пять, десять, пятнадцать; в нашей реальности все они сводились к главному: машина не препятствует свободной человеческой воле за исключением случаев, когда ее проявление несет прямую и явную угрозу другим людям. В случае с Акико и Юкико ситуация для Лапласа укладывалась в рамки этого основного закона: он предупредил сестер о возможной опасности расстыковки для них лично, попросил подтвердить решение голосом – Юкико ответила утвердительно за себя и сестру, после чего помог переориентировать управление на резервный пост и пожелал счастливого пути.
Мы несколько раз слушали запись, и в последних словах Лапласа перед расстыковкой чудилось что-то дьявольское. Впрочем, в то утро дьявол мерещился нам во всем.
Али попросил нас еще раз пройти тест и углубленный ментальный скрининг. Все с энтузиазмом дали согласие. Ему очень сочувствовали и пытались поддержать, как могли.
– Полные результаты завтра, – сказал он. – Хочу все перепроверить.
Я честно отсидел свои пятнадцать минут в шлеме с электромагнитными сенсорами, потом снял его и пошел в каюты сестер Сато.
Они тоже были похожими, как двойняшки: чистота, запах лаванды, минимум личных вещей; только у Акико на столе стояла немного оплавившаяся красная свеча, а у Юкико – желтая. За окнами у обеих – вид на залив со стороны холмов Нагасаки. Я присел на жесткую койку в каюте Юкико и прикрыл глаза. Когда и что я мог упустить? Лидер команды должен видеть и чувствовать каждого, и я всегда полагал, что у меня неплохо обстоит дело с эмпатией, но случившееся самым обескураживающим образом ломало мое представление об уровне собственного эмоционального интеллекта.
Они были замкнуты – да, но не только в последнее время, просто такой психический склад, один для обеих, словно не две сестры, а один ученый-отшельник. Постоянно были одни, как правило – в обсерватории; да, но потому только, что с первой недели вцепились в загадку неожиданно высокой плотности темной материи в войдах, что рушило ключевые посылки стандартной космологической модели. Пока все логично: это их специальность, их область исследовательских интересов; они даже Зойку просили лично проверить корректность показаний приборов в энергоблоке, на основании которых и были зафиксированы парадоксальные состояния космического пространства, но не готовы были принять аномалию, как данность, и продолжали свои изыскания.
«Завтра утром нужно всем собраться в библиотеке, – вспомнил я. – Акико говорит, что осталось сделать несколько последних расчетов».