Сумерки богов

– Так же, как я знаю и то, что у тебя гнедая чалая кобыла с большой мордой, которая скачет всегда с левого копыта; или то, что она была подарком брата матери, который поддержал твоё желание принять священный сан. Так же, как я знаю правду твоего сердца – ты презираешь своего повелителя, потому что он скорее политик, а не посланник Бога. И так же я знаю о том, что он послал тебя сюда, чтобы избавиться – твоя праведность отвращает его, потому что он действительно политик, несмотря на своё притворство. Он… он надеется, что ты оскорбишь меня и я убью тебя и тогда он захватит мои земли…

– Что это за магия, лорд? – Никулас побледнел прямо как Конрад и попытался отстраниться. Но лихорадочный альбинос держал его с силой, которой неоткуда было взяться в его худом теле.

– Мёртвые, – прошипел Конрад. – Мои мёртвые… они ждут за вуалью. Мёртвые Константинополя. Мёртвые христиане, которых убил я сам. Они говорят со мной, священник! Они говорят такое, от чего любой здравый человек сойдёт с ума…

Священник поднял взгляд; он оглядел неф собора глазами, что сияли, словно огонь праведного пыла. Хоть он ничего и не увидел, но не стал сомневаться в словах сломленного лорда Скары.

– И чего хотят эти православные еретики? Возмездия? Это не может быть справедливость, ведь вы имели полное право перед Господом…

– Тихо, – скомандовал Конрад. – Они просят тебя послушать: возможно, с севера подует злой ветер. Он принесёт с собой вонь чумы и смерти. Язычники принесут на юг на своих плечах апокалипсис:

Сколль громко воет на игрушку Двалина.
Оковы разорвутся, и волк вырвется на свободу;
Тёмнорылый пожиратель скакуна, несущего свет.
И в объятиях Венерна земля расколется на части.

Близится конец. Такой, какого мы не знавали со дней Ноя.

– «Но были и лжепророки в народе, – с искренностью процитировал отец Никулас, – как и у вас будут лжеучители, которые введут пагубные ереси и, отвергаясь искупившего их Господа, навлекут сами на себя скорую погибель». Еретики ошибаются, лорд. Не будет языческого апокалипсиса. Поверьте словам самого святого Петра. Господь наш Всевышний заключил договор.

Конрад ответил практически шёпотом:

– Да, но боги, что были тут раньше, не соглашались на такие сделки:

Волк сразится с Волчицей в тени Ворона;
Век топора и век меча, когда День перейдёт в Ночь.
И сыновья Имира будут плясать, когда Гьяллархорн
Ознаменует гибель народа Пригвождённого Бога.

Я знаю, чему учит Писание, но знаю и то, что это правда! Близится конец.

– И вы думаете, что сможете этому помешать? – Священника угрюмо свел брови. – Ваши слова полны богохульства!

Тогда Конрад рассмеялся; он смеялся до тех пор, пока не зашёлся кашлем.

– Думаешь, я богохульник? – сказал он через какое-то время. – Тогда мои следующие слова окончательно разрушат мою репутацию, священник. Ибо на всей земле лишь два человека могут это остановить. Я – первый. А ты – второй, Никулас из Лунда.

Священник вырвался из хватки Конрада и встал.

– Не нужно снисхождения, лорд! Вы едва стоите на ногах. Судя по вашему внешнему виду, вы давно отвергли пищу и сон. Как говорил Гален: «Наклонности ума зависят от тела». Вы холерик и сангвиник, лорд, возбуждённый и неустойчивый. В этом мире лишь один Спаситель, наш Христос, и утверждать обратное – богохульство. Позвольте мне позвать на помощь, и я оставлю вас и ваш бред!

Священник повернулся и собрался уйти, но неожиданная тяжесть на левом плече остановила его. Он повернулся и увидел отражение своих испуганных глаз в остром кончике стали.

– Сядь. – Тон Конрада не терпел возражений. – Сядь и слушай, как именно ты поможешь этому богохульству, как ты это называешь.

Отец Никулас открыл было рот, чтобы заспорить, но стальная дипломатия – острие прямо у его горла – прервала его. Священник послушался Конрада.

Альбинос какое-то время молчал. Он сел с мечом в руках, положив его на колени, и задрожал. Никулас наблюдал, как он склонил голову, хоть и непонятно, в раздумьях или в молитве; лицо Конрада закрыли белые волосы.

– Ты помнишь Магнуса Саксонского? – наконец сказал он.

– Нет, лорд. Я был ребёнком, когда он взял крест и ушёл в Утремер.

– Да, я и сам был не старше. Я был его оруженосцем. Мы понесли крест в Хальберштадт в год кончины архиепископа Абсалона.

– Очевидно, вы многое пережили, лорд, – сказал отец Никулас. – Я в этом не сомневаюсь. Но я не понимаю, как…

Конрад постучал по колену священника плоской стороной меча.

– Терпение! Разве это не одна из добродетелей, которой вы учите? Ну так молчите, терпите и слушайте.