Никулас сдержал совсем не христианское ругательство и выпрямился на скамье, сжимая колено побелевшими пальцами. Он ничего не говорил и смотрел перед собой, сосредоточившись на игре пламени свечи и теней, на неясных силуэтах вне поля его зрения. Он смотрел и слушал.
Голос Конрада стал тихим и монотонным:
– Следующим летом мы присоединились к Крестовому походу в Венецию…
На холсте воображения Никуласа возник город грязных каналов и позолоченных куполов, нарисованных словами Конрада. Город гниения и интриг. В водовороте теней он увидел корабли с высокими мачтами, полные воителей Бога в плащах-нарамниках с пришитыми к ним чёрными крестами. Все они были честными мужьями, с глазами, сияющими так же ярко и ясно, как их мечи. А за ними, по широкой площади Сан-Марко, кралась зловещая фигура дожа, фактического короля Венеции – старого, слепого и хитрого как сам змей-искуситель. Он сыпал злобными словами, несущими ложное благочестие, и приковал крестоносцев к своей воле цепями, выкованными из нищеты и долгов. И, несмотря на запрет Папы, коварный дож пробил броню веры, защищавшую крестоносцев, и направил тех против его христианских соперников.
– Вместо того чтобы помогать Иерусалиму, – сказал Конрад, – мы отправились в Константинополь. Я благодарю Бога, что Магнус не узрел вживую мой позор. Он заболел и умер в Андросе, где я стал служить графу Болдуину. Он звал меня своим
Отец Никулас опустил взгляд на рукоять меча Конрада. Пот и застарелые пятна крови обесцветили его шагреневую закрутку, крепко удерживаемую витками потускневшей серебряной проволоки, а навершие в форме жёлудя портили вмятины и царапины. Эти отметины были похожи на руны и рассказывали свою историю, ничем не хуже древней саги. В мерцании свечей на стали священник наблюдал за разрушением древнего города – города циклопических стен и огромных дворцов. Он видел лица, отраженные в лезвии меча, – рычащие, кричащие, молодые, старые, мужские, женские; он видел детей, съежившихся от хаоса войны, освещенных сиянием греческого огня. И он видел седобородого одноглазого старика, одетого в выцветшие одежды варяга. Руки альбиноса, измазанные в крови, обрабатывали раны старика, хотя не было на свете ни пиявки, ни лекаря, что могли бы ему помочь. Руки убийцы сложились в молитве. Запинаясь, старик заговорил…
– Он будто бредил, – продолжал Конрад, поглаживая меч так, как гладят кошку, пока вспоминал прошлое. – Рассказывал о святом по имени Теодор, чей меч пропал на земле предков.
– Святой Теодор?
– Так ты о нём слышал?
Отец Никулас наклонился вперёд; он сжал свой крест двумя руками, поднёс к губам и поцеловал.
– Христианский солдат Рима во времена великого Константина. Он поклялся Богу убить дракона, который терзал Вифинию, пожирая целые деревни и воруя золото и женщин. Он последовал за змеем на север, в леса Германии и за её пределы. Никто теперь не знает, где блаженный Теодор настиг свою добычу, было то в болотах Ютландии или в скрежещущем льду гор Кьолен, но говорят, что их битва длилась год и один день. И когда святой Теодор одержал победу, смерть змея потрясла землю.
– А сам святой?
– Убит, насколько я помню, – ответил священник, – сломлен агонией дракона. Считается, что его кости – как и меч, освящённый кровью Христа, – по сей день лежат среди останков чудища, где бы они ни были.
– Старик знал.
– Старик знал, что умирает, лорд, – Никулас встал и начал шагать по маленькому кругу, зажав руки за спиной. Его ряса шелестела на каждом повороте. – Вы сами сказали: он бредил. Предсмертная болтовня старого еретика. Если вы хотите остановить так называемый языческий апокалипсис… что ж, можете с таким же успехом искать Истинный Крест или копьё Лонгина. Меч святого Теодора потерян. Он…
Но Конрад оборвал его:
– Он на земле Вороньих гётов, на северно-западном берегу озера Венерн. – Призрачный волк Скары встал и подошёл к молодому священнику. – Говорят, это земля язычников, последний бастион старых обычаев.
Конрад похлопал Никуласа по плечу и притянул к себе, соблазнительно зашептав:
– Именно так ты и станешь моим союзником: ты и я, мы обыщем землю Вороньих гётов, выжжем их ересь из этого мира и заберём меч святого Теодора. После этого мы присоединимся к моему брату, королю Дании, когда его поход против Эстонии будет в самом разгаре. Только представь: отец Никулас, солдат Христа, даже в тени недостойного повелителя, архиепископа, пошёл вперёд, чтобы даровать своим союзникам великое благо! Разве не станет меч святого Теодора величайшим символом во главе армии крестоносцев? Разве тогда эта армия не победит?