Сумерки богов

Арнгрим пошёл вперёд, но потом замер.

– Отец, – прошипел он, вглядываясь сквозь переплетение веток. Никулас проследил за его взглядом. Священник перекрестился. Они смотрели, как в ночном небе луну поглотила зловещая тень, словно пасть волка сжимала жертву.

– Не гляди, – сказал Никулас. Он схватил руку Конрада и помог лорду Скары подняться на ноги. – Это луна Дьявола. Искуситель хочет, чтобы мы потерпели неудачу.

Арнгрим отвернулся и посмотрел на своего лорда. Он обернул одеяло вокруг дрожащих плеч Конрада.

– Девять на девять и снова на девять, – пробормотал тот, сжимая предплечье Арнгрима. – Что это?

– Девять на девять и снова на девять? – Арнгрим встретился с алым взглядом Конрада, его глаза имели тот же оттенок, что и луна. – Это семьсот двадцать девять, милорд.

– Неправильно, – ответил Конрад, показывая на лунное затмение. – Это сейчас.

Халла подогрела вино и травы в медном котле, а потом вылила кипящую смесь в два рога. Один она отдала незнакомцу в плаще, который сел у дверей. Его здоровый глаз осмотрел разбросанные сокровища и трофеи и остановился на троне Гримнира. Халле показалось, что она уловила огонёк презрения.

Троллиха села на своё обычное место. Она медленно пила, слушая, как незнакомец потчевал её новостями из далёких стран, составляла приятную компанию и соблюдала правила гостеприимства, чтобы гость скоротал холодную зимнюю ночь. Он рассказал о поражении немецких крестоносцев при Отепи в Эстонии и последующем призыве о помощи; он рассказал о большой армии последователей Белого Христа на юге, которые намеревались вернуть земли, называемые Утремер.

– Я не понимаю их обычаев, – сказал незнакомец, качая головой. – Они проедут полмира, чтобы умереть на голой скале, потому что верят, что там был их Пригвождённый Бог, но отказываются помочь сломленному у их ног человеку.

– Мир совсем не такой, каким я его помню, – кивнула Халла.

– Да, непроходимый лес, – ответил незнакомец, сверкнув глазом. – Мирквид, тёмный лес, тянущийся от рассвета до заката. Я хорошо помню этот мир. Теперь он потерян, забыт всеми, кроме нас с тобой.

Больше часа незнакомец и Халла обменивались историями, воспоминаниями о песнях и деревьях, о смеющихся духах и о тёмных делах, совершённых безлунной ночью, когда род человеческий осмелился проникнуть под изумрудные ветви Мирквида.

Наконец после трёх рогов вина незнакомец замолчал. Время спокойно текло, а затем:

– Ты знаешь меня, дочь Ярнвидьи? – спросил он, ставя пустой рог рядом с собой.

– Мне говорили о твоём прибытии, и я знаю о твоём облике, – ответила Халла. – Серый Странник; Бог-Ворон; Бог повешенных; повелитель щита, сородич асов. Твоих имён не перечесть. Но также я знаю, что этот облик, эти имена… они не твои. Они были выбраны для тебя.

– Значит, ты считаешь меня марионеткой? Никчемным нидингом?

– В какой-то мере все мы марионетки. – Халла тоже отложила рог. – Мы пляшем и прыгаем на этой сцене, играем роль, которую нам со смехом выдали боги. Играем до тех пор, пока они не захотят обрезать нити. И тогда мы больше не марионетки. Я наблюдала за многими подобными пьесами, незнакомец, но твоей я не знаю.

– Разве? – ответил он. – Хоть у тебя и маленькая в ней роль, ты часто присоединялась к хору:

Когда сочтены годы, девять на девять на девять,
И снова смрад войны веет как дыханье дракона;
Когда Фимбулвинтер скроет бледное солнце,
Чудовищный Змей будет корчиться в ярости.

Сколль громко воет на игрушку Двалина.
Оковы разорвутся, и волк вырвется на свободу;
Тёмнорылый пожиратель скакуна, несущего свет.
И в объятиях Венерна земля расколется на части.

Из великих глубин, из вод поднимается курган,
Каменный зал Арана, где обитает
Отродье Ёрмунганда, Злостный Враг,
И гремят его жуткие кости, и предвещают конец.

Волк сразится с Волчицей в тени Ворона;
Век топора и век меча, когда День перейдёт в Ночь.
И сыновья Имира будут плясать, когда Гьяллархорн
Ознаменует гибель народа Пригвождённого Бога.

Халла сузила свои мутные глаза.

– Но это не твои висы, так ведь? Как и не твой сюжет. Кто ты под своей маской, если не дурак, которого заманили в ловушку и заставили танцевать?

Незнакомец рассмеялся.