Сумерки богов

– Откуда ты знаешь? – спросила Диса. Она проследила за взглядом Ульфрун и увидела зловещую красную тень на ярком лице луны. Ульфрун закрыла глаза. На её лице застыло выражение душевной усталости, пока она массировала культю своей руки.

– Конец уже близок.

Диса перевела взгляд с луны на серебристую поляну. Она заметила, как деревья тянулись к небу, их ветви омывались лунным светом, словно просили милостыню у богини. Она слышала гудение ветвей и чувствовала, как из земли сочится их нетерпение. Они ждали… чего? Разрушения? Но их гудение не отдавало жаждой крови, а нетерпение не казалось насыщенным ненавистью. Словно дуб, скидывающий листья, они ждали, пока мир скинет свой свет, а на его месте вырастет новый мир.

– Сколько у нас осталось?

Когда Ульфрун не ответила, Диса повернулась к женщине – готовясь повторить вопрос, – и увидела, как та прислонилась к толстой ветви. Её здоровая рука всё ещё сжимала культю, но теперь на её лице была блаженная улыбка, которая разгладила морщины беспокойства на лбу и придала Ульфрун юный вид. Диса осталась сидеть на месте и наблюдала за сном женщины.

– Девять на девять, – пробормотал Конрад.

С брови лорда Скары капал пот, его бледная кожа покрылась пятнами и покраснела, а красноватые глаза остекленели, когда лихорадка снова вонзила в него свои когти. Он, пошатываясь, вышел из своего шатра, босиком, с мечом в руке, одетый только в бриджи и тунику. Снаружи охранник сразу же начал озираться. Конрад отмахнулся от него и вышел в ночь, дрожа и немного испуганно посматривая по сторонам. Сначала воин, один из присягнувших ему людей, хотел последовать за Конрадом, встревоженный поведением своего лорда, но вместо этого он поспешил в молельню, надеясь найти отца Никуласа.

– И снова на девять, – сказал Конрад, выпуская пар в воздух. – Девять на девять и снова на девять.

Он на нетвёрдых ногах побрёл вдоль ряда палаток, где спали его воины. Большинство из них были слишком измучены, чтобы заметить слабую дрожь земли, не говоря уже о лихорадочном бормотании их лорда. Армия остановилась в полудне перехода от моста и разбила лагерь колонной – огромная змея из усталых людей, небольших костров и наспех установленных палаток. Некоторые солдаты просто заползали в стволы деревьев или ложились спать небольшими группами, разделяя одеяла и плащи. Часовые ходили по периметру между выгоревшими кострами, их слабого света едва хватало, чтобы осветить стену деревьев вокруг.

Люди Арнгрима образовали передовой отряд – все опытные лесники, которые нашли слабый след нападавших. Если бы не он, армия шла бы вслепую и заблудилась в самом сердце земли Вороньих гётов.

– Что за девять? – прошипел Конрад, безумный от лихорадки. – Почему девять?

Он пошёл дальше по колонне, к голове змеи. Несколько человек смотрели, как он проходит мимо; один из них, старый солдат, воевавший с Конрадом в Константинополе, кивнул своего молодому товарищу, чтобы тот привёл Арнгрима.

Лорд Скары остановился в лесу. Сквозь голые ветви дуба, ясеня и вяза, сквозь зеленые лапы ели, пихты и гигантской сосны с неба лился лунный свет и превращал оставшуюся снежную корку в сугробы из серебра и слоновой кости.

Здесь и собрались его призраки. Бледные, в рваных лохмотьях, всё ещё мокрых от крови их смертельных ран. Они звали к себе Конрада. Они посмотрели на сияющую над ними луну, её свет придавал их истощенным телам некоторое подобие жизни. Ребёнок-солдат, двенадцатилетний мальчик, погибший под клинком Конрада, когда они прорвали стены Константинополя, смеялся и хлопал в ладоши.

Конрад хотел его потрясти.

– Мальчик, что такое девять на девять и снова на девять? Что это значит?

Мальчик показал на луну, на красную тень, поглощающую свет, из-за чего серебро обращалось в кровь. Когда мальчик заговорил, его голос стал хором – мужчины, женщины, старые и молодые:

Когда сочтены годы, девять на девять на девять,
И снова смрад войны веет как дыханье дракона;
Когда Фимбулвинтер скроет бледное солнце,
Чудовищный Змей будет корчиться в ярости.

Конрад покачнулся и упал на колени:

– Да. Да.

Сколль громко воет на игрушку Двалина.
Оковы разорвутся, и волк вырвется на свободу;
Тёмнорылый пожиратель скакуна, несущего свет.
И в объятиях Венерна земля расколется на части.

Таким и нашёл его отец Никулас: на коленях, дрожащим, что-то бормочущим, пока лихорадка била его тело. Бородатый священник обернулся, когда к ним подошёл Арнгрим. Костлявый механик нёс в руках одеяло.

– Что с ним случилось, отец?

– Господь испытывает его, – ответил Никулас. – Испытывает его стержень лихорадкой, безумием и призраками его дней на Востоке.

– Смогут ли кости святого излечить его от недуга?

Священник пожал плечами.

– Возможно. Идём, помоги мне. Надо отвести его в шатёр.