– Как я и сказал, птичка… надежда для дураков. Пусть сражаются днём, как псы войны, а ночью едят, как священные мертвецы. Это лучшее, что я могу им предложить.
– А как же я?
– А что ты?
Она отвернулась лицом к огню.
– Я смотрела, как Ульф умирает, захлёбываясь своей кровью, не в силах сопротивляться. Я смотрела, как беспомощно умирает Флоки на кресте псалмопевцов, и к Имиру его храбрость. – Девушка сделала длинный, судорожный вдох. – Дай мне слово, Гримнир. Клянись, что не позволишь мне умереть в облаке этого змеиного яда или под его ногами, словно ничтожество. Дай мне умереть хорошо, с клинком в руке, в бою с достойным врагом. – Она подняла взгляд: – Обещай мне славную смерть.
Какое-то время Гримнир молчал. Он пристально смотрел на девчонку, его здоровый глаз горел из-под тени маски. А затем он быстро снял её, чтобы девушка увидела его лицо. Гримнир встал, спустился с помоста и остановился перед Дисой. Зашипела сталь, когда он вытаскивал свой нож. Он вытянул правую руку и, сжав кулак, обнажил запястье. Гримнир кивнул, чтобы девушка сделала то же самое.
– Я даю тебе клятву, птичка, – сказал он, оставляя борозду у основания ладони. Хлынула чёрная кровь, от неё исходил запах мокрого и соленого железа. Диса повторила этот жест, её кровь была яркой и красной, как марена. Она поморщилась, когда он сжал её руку своей, запястье к запястью, чтобы смешалась их кровь. – Ты умрёшь смертью
Беркано сошла со ступеней Гаутхейма и спустилась на второй уровень, где Гейра и младшая из Дочерей были заняты возведением лекарского шатра недалеко от центрального колодца деревни. Она держалась в стороне, наблюдая, как Гейра руководила всеми, как опытный командир. Она напомнила Беркано её с Лауфеей мать – с виду суровую, но с добрыми глазами и голосом, женщину, которая точно могла бы сплести пряжу или спеть колыбельную. Беркано вдруг снова захотелось стать одной из этих девушек. Ей захотелось иметь цель. Она была уверена, что Дочери Ворона не поддались бы Орму Топору. Они бы не испугались.
Двое мужчин принесли корзины с сушеными травами в растущий лазарет, в то время как другая пара вкатила бочку с винным уксусом. Гейра жестом подозвала пару Дочерей и велела им разделиться и перебрать травы. Две девушки неторопливо подошли и посмотрели на корзины – с изобилием сухих лепестков, стеблей и корней, – а потом взглянули друг на друга. Пожав плечами, они начали хватать горсти, сжимали их вместе и перевязывали бечёвкой.
– Нет-нет, – тихо пропела Беркано, вставая с края колодца. – Вы смешиваете ромашку с вербеной.
Девочки подняли на неё глаза, их руки застыли над растениями. Беркано кивнула, её рыжие локоны накрыли её лицо, как спутанная вуаль.
– Вот. Это вербена. Найдите такие же лепестки и свяжите их вместе, но не слишком крепко! Лучше не сминать листья до того, как варить из них вино.
Беркано подкралась ближе, пока не встала на колени по другую сторону от девочек. Они захихикали, когда их услышала Гейра. Женщина отвлеклась от нарезки полотна на бинты и заметила, как Беркано руководила девочками. Старуха улыбнулась.
– Я искала тебя, дорогая, – сказала Гейра. Беркано напряглась; она вскочила на ноги, как вор, которого поймали с руками по локоть в сундуке. Смех Гейры её успокоил. Она взяла Беркано за локоть и повела в центр шатра. – Ты можешь подготовить наш запас трав и лекарств?
– Ты… ты хочешь, чтобы это сделала я?
Гейра улыбнулась.
– Разве ты не сведуща в травах? Идём, это задание как раз для тебя. Меня ждут в другом месте, но я не могу оставить детей одних, они напортачат. Ты справишься?
– А можно… можно мне и бинты нарезать?
– Сколько хочешь, – ответила Гейра.
Улыбка Беркано была подобна лучу солнца. Она забрала фартук и нож Гейры и отправила её по делам.
– Идёмте, цветочки! – Молодых Дочерей Ворона окружил певчий голосок Беркано, у большинства девушек был взгляд пойманного кролика. – Идёмте! Разожги огонь, дорогая Брингерд. Надо вскипятить воду, ибо горячая вода несёт за собой все прелести жизни! Уна, это корень лопуха, а не вербена! Идёмте, скорее!
Такой и нашла её Лауфея через полчаса: на коленях, окружённая детьми, поющая старую песню лекарей о чудесах опиумного мака, который оживил уставшего солдата, пока все нарезали длинные полосы полотна.
– Беркано, – прошипела Лауфея. Младшая из двух гётов Выдры была одета в дорожный плащ; под мышкой у неё была сумка, а в другой она несла вещи Беркано.
– Фея! – радостно вскрикнула Беркано. – Иди к нам. Мы будем делать маковые припарки.
Она вскочила на ноги и попыталась увести за собой Лауфею.
Но Лауфея, строгая и суровая, хоть и на десять лет младше Беркано, схватила сестру за запястье и оттащила от детей. Голос Лауфеи был похож на змеиное шипение.
– Что ты делаешь? Я тебя повсюду ищу!
– Гейра попросила меня помочь.
Лауфея покачала головой.
– У нас нет времени, – сказала она. – Нам нужно отсюда убираться.
– Кто сказал?