На мгновение вера Никуласа поколебалась. Если хотя бы половина из того, что он прочитал, будучи молодым монахом, была правдой – а он никогда бы не осмелился обвинить пресвятую деву Кинкорскую в таком низком грехе, как ложь, – это внезапное откровение было не столько испытанием веры, сколько предупреждением не испытывать Божью волю.
– Как? Что нам делать?
Лорд Скары склонил голову набок, вставая в уже знакомую Никуласe позу – позу человека, который слушает своих демонов. Конрад медленно закивал.
– Да. Это мы и сделаем.
– Милорд?
Никулас увидел огонёк в глубине жутких глаз альбиноса, когда тот поворачивался к нему лицом.
– Бог требует жертву. Ночного сына Каина…
За стенами Храфнхауга царило подавленное настроение. Не было ни пиршества, ни веселья; люди пели только молитвы по умершим, и пили, чтобы забыться. Под крышей Гаутхейма за вкушением мяса и эля слышались приглушенные голоса. Они подняли свои рога за ярла Хределя, похвалили Бьорна Сварти за его сообразительность и отправились спать или же молча сидеть с сородичами.
Ульфрун обошла всю стену. Наступил канун битвы. В ночном ветерке она чувствовала привкус грядущей крови и резни – медный, проникающий в душу, дразнящий обещаниями забытого дара. Но в такие ночи, хоть и окруженная готовой умереть за неё толпой, она чувствовала себя одинокой. Холод, который не могли унять ни волчий мех, ни медвежья шкура, просочился в её конечности. Заболели старые раны. Она помассировала руку там, где плоть соприкасалась с железом…
Она бежит. В холодном воздухе виден пар её дыхания, когда она задыхается от усталости. Страх пронзает её мозг, когда она подходит ближе, но останавливаться нельзя. Позади себя она слышит хруст сапог с шипами на подошвах, шум погони. Девушка убегает. Сквозь зыбкий дым на землю падает снег. Она бежит и взывает к богам о помощи.
– Помогите мне! – кричит она.
Один бог отвечает.
Впереди её ждёт фигура. Она имеет человеческую форму, хоть и сгорбленную и такую же искривлённую, как посох, на который опирается; на ней просторный плащ и низко надвинутая широкополая шляпа. Из тени поблескивает один злобный глаз.
– Нидинг, – говорит незнакомец голосом холоднее и глубже, чем ледяная пропасть. – Я Серый Странник; Бог-Ворон; Бог повешенных; повелитель щита, сородич асов. Зачем ты позвала меня?
– Помоги, – отвечает она, задыхаясь в страхе. – Помоги маме и папе! Люди… пришли люди! Люди с топорами!
– Они тоже взывали ко мне. Почему я должен выбрать тебя, а не их? Они предложили мне золото и кровь. А что предложишь ты, соплячка?
Девочка молчит. А затем:
– Спаси их. Пожалуйста! Я сделаю всё, что попросишь!
Небо подёргивается рябью и горит зелёным огнём.
– Тогда ты будешь служить мне, – незнакомец поднимает голову, чтобы взглянуть на зловещий свет небес. – Без вопросов. У меня есть для тебя задание. Когда ты его выполнишь, будешь свободна. Служи мне, и я пощажу твой народ. Или откажись, мне всё равно. Но если ты откажешься, твои сородичи умрут, как умрёшь и ты, твоё имя будет потеряно до конца света. Решай.
– Я буду служить тебе, – говорит она дрожащим голосом. – Даю слово.
Тогда незнакомец улыбается. В этой улыбке нет ни веселья, ни теплоты.
– Мне не нужно твоё слово, нидинг. Дай мне свою руку.
Его прикосновение словно лёд, но поцелуй его топора ещё холоднее.