Сумерки разума (СИ)

— Я справлюсь, — тихо, с лёгким вызовом произнёс Эдвард.

Я слушала их и не понимала. Если бы я только могла себе представить, что именно испытывал в те секунды невозмутимый на первый взгляд Эдвард. Если бы только я могла знать, что именно он испытывает каждый божий день и через какой ад приходится ему проходить, быть может, я не была бы столь невежлива, нетерпелива, требовательна. Мне не терпелось, когда мы с Эдвардом сможем пообщаться наедине.

Что испытывала Русалочка, обретя ноги и ощущая боль от каждого шага, но не имея возможности кричать о ней?

— Рентген не показал серьезных повреждений. Вам по-настоящему повезло, мисс Свон, — произнёс доктор Каллен.

— Да, у меня в голове всё перемешалось, так быстро всё происходило… — лепетала я. — Ваш сын спас меня. Я благодарна вам обоим.

Он слабо улыбнулся:

— Это моя работа. Значит, голова у вас не болит?

— Нет.

— Ты уверена? — поднял брови Эдвард, коснувшись моей головы.

— Ну… если подумать, то немного болит.

Особенно, если нажимать на мою рану с той силой, с какой это делает изверг, сидящий рядом.

— Хорошо, это пройдет, но я могу выписать вам обезболивающие. В любом случае, за руль вам в ближайшие три дня нельзя. Отец уже ждет вас, он отвезет вас домой. Если станет хуже, начнутся головокружения или проблемы со зрением, не медлите и приезжайте в клинику. Хорошо?

— То есть… я не вернусь на занятия? — спросила я разочарованно.

— Сегодня — точно нет.

— Но Эдвард… он вернется в школу?

— Да, полагаю, — ответил доктор Каллен со вздохом и посмотрев на Эдварда.

— Просто он мог пострадать. Что, если…

— С ним всё хорошо, — ответил он. — Эдвард, ты можешь проводить мисс Свон к ее отцу.

Он взял меня под руку почти насильно и потащил из кабинета. Рука его сжимала мою собственную руку так, словно Каллену доставило бы наслаждение сломать её.

Странное впечатление у меня оставил его отец. Нечитаемое лицо. Нечитаемое и доброжелательное, как у врачей с плакатов в поликлиниках. Оно не вызывало никакого впечатления — положительного или отрицательного. Он был и правда поразительно красив, как и все в их семье, но эта красота не бросалась в глаза так сильно из-за очень тонких и незаметных черт лица.

Когда Эдвард вывел меня в коридор, я остановилась:

— Подожди…

— Что еще? — процедил он едва слышно.

— Поговорим. Сейчас.

Эдвард быстро потащил меня к пожарной лестнице и подтолкнул к стене. Тогда я впервые увидела его истинное лицо. Именно там, где совсем никто не мог нас видеть. Оно было уставшим, безразличным, бесстрастным. Он смотрел на меня, но не видел. Его раздражение, его страх, все его эмоции, что я видела раньше на лице, стерлись на фоне этого тотального безразличия. Точно в школе он постоянно носил дурацкую маску, а теперь не скрывал, что все, и я в том числе — для него пустое место. И что-то мучило его, я видела это по сдвинутым бровям, напряжённо сжатым губам, синякам под глазами, бледности. Он снова сжал руки в кулак. Похожее состояние неуловимо ощущалось в нём, когда мы впервые столкнулись в классе. Он был таким неподвижным, что мне показалось — он не делает вдохов.

— Задавай вопросы, — сказал он бесстрастно, бросая мне эту возможность, как милостыню.

— Как тебе удалось спасти меня? — сухо спросила я.

— Сначала объясни мне, как, по-твоему, всё происходило.

— Ладно. Ты стоял от меня довольно далеко. Когда на меня летела машина, ты словно бы… переместился ко мне мгновенно и оттолкнул в сторону, а когда фургон едва не прикончил меня во второй раз, ты остановил машину на полном ходу, и…

Он холодно поднял одну бровь:

— И?

— И потом еще вытащил из-под ее колес, иначе бы она проехалась мне по ногам…

— Хорошо, — без всякого удивления кивнул он. — Ты же слышишь себя со стороны?

— Да, — краснея от ярости, прошептала я.

— И что это значит?

— Мне никто не поверит.

— Правильно, — он продолжал смотреть на меня так, словно сквозь меня с безразличием рассматривает стену.

Я взяла себя в руки.

— Эдвард, это глупо, — выговорила я. — Я не собираюсь на каждом переулке орать, что ты супермен. У меня нет намерения тебя выдавать или вроде того. Я не представляю опасности. Но я чувствую, что не смогу спокойно жить, если не пойму, что случилось. Ты и сам понимаешь — я уже вмешана. Я уже знаю слишком много. Так или иначе, — я покачала головой, — но до правды доберусь. Это вопрос времени.

— Кто тебе позволит?

— Ты.

— С чего ты взяла? — тон его не менялся.

— Потому что ты мог не спасать меня, но сделал это по своей воле. Спасибо, кстати. Твоя семья явно была этим недовольна.

Он приподнял одну бровь — единственное выражение какой-то человеческой эмоции за всё время.

— Ты очень проницательна для своих лет. Но тебе придется подождать и держать рот на замке. Ты думаешь, что спаслась, — он покачал головой, — однако это не так. И нам нельзя долго разговаривать, так что отправляйся к своему отцу.

— Я поверю тебе, — сказала я очень серьезно. — Понимаешь?

Он кивнул с той же бесстрастной мимикой манекена:

— Я тоже тебе верю. Пока что. Белла…

Я обернулась на него. Эдвард, помедлив, сказал: