— Может, я просто не отсюда? — я схватилась за голову. — Понимаешь… то, что ты говоришь… я понимаю умом, но это не укладывается в голове. Словно ты говоришь на малопонятном языке или я привыкла жить в совсем другом мире с другими законами. А теперь вдруг оказалась тут. И понимаю, что я тут чужая. Меня будто бы и не должно тут быть! Почему все так спокойны? Почему для них вся эта правда ничего не значит? Почему они искренне считают это нормой? Это они безумны или я? Как можно жить на этой планете, честно понимая, что ты по факту никто и ничего не значишь, и однажды машина общества просто раздавит тебя, если ей этого захочется.
— Во-первых, она давит только тех, кто напрашивается. Поэтому никто и не напрашивается. Это банально стадный инстинкт самосохранения. Во-вторых, ты принимаешь всё очень близко к сердцу.
— Нет, — почти простонала я, чувствуя, как меня снова начинает лихорадить. — Нет же, Эдвард! Это и есть нормальная реакция. Боль, протест, отчаяние, желание что-то менять… Ты не видишь? Это и есть нормальная реакция любого нормального человека на моём месте! — я посмотрела на него в ярости. — Мыслить, рассуждать, быть не безразличным и желать действовать — это норма для человека. Не норма — быть скотом. Кем мы стали? Как мы только смеем лицемерно изображать из себя индивидуальность, зная, что мы — никто для тех, кто руководит нами, не имея на это никакого морального права? Мы скот. Вот, в чём правда. Каждый, для кого зло — это норма, обыкновенный скот… — я задыхалась.
— Белла, успокойся… Нормальному человеку свойственно реагировать сдержаннее.
Я нервно усмехнулась:
— Тогда по вашим меркам я не человек. Тогда я отказываюсь быть нормальной. Пошло оно всё…
После этого я резко развернулась и, дрожа, пошла к дому.
— У тебя снова поднимается температура, — пробормотал Эдвард.
— Не волнует, — прошептала я раздраженно, схватившись руками за голову.
Я шла, почти не видя перед собой ничего, сердце у меня разрывалось, снова хотелось кричать и плакать, потому что я понимала, что Эдвард прав. Не имеет значения, если я всё всем расскажу. Это ничего не изменит. Мне казалось, мир стал чудовищно тесным, дышать было трудно.
«Этого не может быть».
«Этого. Не может. Быть».
Мысли стучали в голове тяжелым молоточком. За окном снова барабанил дождик. Я не знала, как долго сидела в комнате. Я знала только, что Сфинкс рядом. Смотрит на меня своими нечеловеческими глазами. Смотрит, как я корчусь от того, что разгадала его загадку и добилась истины. Сладка истина в устах и горька во чреве. Он смотрит и пытается понять, не ошибся ли он, рассказав мне всё. Не убить ли меня.
Эдвард неслышно сел подле меня на кровать, коснулся моей щеки. Я схватила его ладонь и прижала к себе. Он был в ту секунду единственным моим утешением. Крохотным огоньком света в охватившей меня мгле.
— У тебя очень чувствительное сердце, — пробормотал он.
— Замолчи, — мучительно зажмурилась я. — Оно нормальное.
— Нет, — он был безжалостен, но, к счастью, больше ничего не сказал.
Я прижалась губами к его ладони. Условности меня не интересовали. Границы перестали существовать. Он знает, что я люблю его и мои прикосновения ему приятны, так что остальное к чёрту. Я поцеловала его ладонь и коснулась губами запястья, вдыхая запах его кожи. Это было моим утешением, потому что Эдвард, принося мне истину, был безжалостен. Потому что Эдвард был достаточно сильным и воплощал собой понимание, самоконтроль.
Когда я взглянула в его лицо, то поняла, что он опять словно бы окаменел. Взгляд его был напряженным.
— Прости, — вздохнула я. — У меня нет такой силы воли…
Я выпустила его руку. Он сказал с некоторым усилием:
— Ты очень скоро меня разлюбишь, — произнес он, но мне показалось, что он снова убеждает сам себя.
— Нет, — улыбнулась я. — Не думаю, что это возможно. Мои чувства так сильно тебе мешают?
— Пока не знаю, — честно сказал он. — Я должен подумать над этим. Мне не хочется причинять тебе боль.
— Мне будет больно, — ответила я с безразличием. — Очень. Когда ты исчезнешь, например. Или во время разлук. Или от невозможности быть рядом с тобой. Это не имеет значения… Неужели не понятно? — раздраженно спросила я. — Боль будет. Я готова потерпеть и смогу переключиться на более важные занятия.
— Когда же ты перестанешь меня шокировать? — он вздохнул, со слабой улыбкой посмотрев в потолок.
Я вяло пожала плечами:
— Я обычная.
Он искренне рассмеялся:
— Когда же ты перестанешь нести чепуху? Тебе, кстати, пора бы позавтракать.
— Прекрати, — поморщилась я. — Эта забота меня просто добивает. Я не хочу, чтобы обо мне заботились. Правда.
— Боюсь, меня это не волнует. Я делаю это не ради тебя. Мне самому нравится. Так что пошли на кухню.