Сумка Гайдара

— События тем временем развивались своим чередом. Как работник районного масштаба, я помогал эвакуировать колхозное имущество перед приходом немецких оккупантов. Таково было правительственное задание, особенно после речи товарища Сталина от 3 июля 1941 года. Однако в одном колхозе я обнаружил, что скот вредительски заражен ящуром. Я лично доложил об этом районному начальству...

Бывший полицай рассказывал торопливо, но весьма связно, без малейшей остановки. И тут меня осенило: да ведь он же готовился. В ожидании моего прихода Улыбчивый не только брился и вытаскивал из сундука пиджак в клетку — он еще и сочинял речь.

— 18 сентября район был захвачен немцами, — продолжал бывший полицай. — Двадцать первого на площади райцентра состоялось собрание, куда согнали людей из многих деревень. Нам было объявлено, что создаются новые органы самоуправления. Назавтра я отправился в райуправу. В одной из комнат сидел знакомый. Он спросил:

«Чего собираешься делать?»

«А чего прикажешь?»

Он сказал:

«Иди служить в полицию».

Я пошел и стал писарем.

Известный полицай рассказывал, по возможности избегая деталей и приглаживая факты. Я не смог, к примеру, услышать от него, почему он остался в селе и с такой легкостью согласился на должность писаря, хотя до прихода оккупантов имел гораздо лучшую должность.

Но даже те подробности, которые Улыбчивый счел нужным и для себя безопасным мне сообщить, во многом обличали его.

История падения и преступлений этого человека — целый уголовный роман, который сейчас нет возможности даже коротко пересказать. И я отобрал из «звуковых мемуаров» бывшего полицая лишь те факты, которые имеют отношение к моему поиску.

— Примерно 20 октября, — продолжал он, — районного старосту Костенко срочно вызвали в деревню Хоцки. На обратном пути районный староста приметил возле дороги подозрительного человека и велел своей охране его схватить.

Задержанным оказался Александр Погорелов, который до войны тоже работал в нашем райцентре. Погорелов заявил районному старосте, что он бежал из леса и готов показать местонахождение партизанского отряда. Погорелова срочно доставили в Гельмязево. И вскоре из Золотоноши за ним пришла машина с сотрудниками немецкой тайной полиции.

А дня через два я услышал гул. Возле села Леплява шел ужасный бой. Партизаны трое суток сражались с превосходящими силами оккупантов. В этом бою геройски погиб настоящий коммунист, комиссар отряда Моисей Иванович Ильяшенко. Его сыну я обязан приятным знакомством с вами.

Слова «настоящий коммунист», «героическая борьба», «правительственное задание», «товарищ Сталин» легко слетали с языка Улыбчивого. Они призваны были убедить меня, что он всегда горячо сочувствовал этой борьбе. Но время от времени Известный полицай проговаривался:

— Когда я выдавал оружие группе полицаев, то один из них, беручи у меня две гранаты, сказал: «Это гранаты против партизан. Мы идем ловить их командира». Я тогда его словам не придал значения (?!). А дня через три тот же полицай воротился с хутора Малинивщина и сказал, что им удалось арестовать командира партизанского отряда Горелова.

«Только молчи. Никому не говори!» — предупредил меня он.

При первом же случае я спросил районного старосту:

«Чего будешь делать с Гореловым?»

«Как чего? Отдадим его немцам».

Я не услышал в голосе Улыбчивого и нотки сожаления о человеке, которого собирались «отдать немцам». Зато я уловил попытку выгородить полицаев и свалить вину за истязания командира на оккупантов. И подставил Улыбчивому ножку.

— А Семен Маргара хвалился, что ему поручили вести дело Горелова. Но поскольку командир отряда на допросах молчал, то Маргара ломал ему пальцы дверями.

Известный полицай вздрогнул и оторопело произнес:

— Не было такого. Это вам наговорили.

— Было.

— Вы-то откуда знаете?

— От Семена Маргары.

— Он живой?!

— Вы не ответили: ломали Горелову пальцы?

— Малость перестарались.

— Вы участвовали в допросе?

— Нет, нет. Я лично только чул (то есть слышал).

«Врет, — понял я. — Иначе бы зачем он стал все валить на немцев, зная, как было на самом деле?»

— Вы обещали про Маргару, — напомнил Улыбчивый. — Разве Семка живой?

— Его расстреляли в сорок четвертом.

— Взяли меня на пушку, — обиженно и чем-то обрадованно произнес он.

— Никаких «пушек». О том, что ему поручили допрашивать Горелова, Маргара в ноябре сорок первого похвастался Марии Сергеевне Станиславской, секретарю-машинистке райкома. И в подтверждение показал часы Горелова — швейцарские, на металлическом браслете, с трещиной на стекле.

Станиславская часы эти узнала. Однажды по просьбе Горелова она относила их чинить. А в сорок четвертом, когда пришли наши, Станиславская помогла схватить Маргару. И выступила свидетелем на суде... Вы, насколько мне известно, находились в это время в Дрездене?.. И Маргару расстреляли.

Улыбчивый побледнел.

Я понимал, мой собеседник умен. В нем идет напряженная «отборочная» работа, но я уже заметил, что он боится прямо поставленных вопросов, которые вынуждают его отклоняться от заранее продуманной речи. И я продолжал наступать.