Сумочка авантюристки. Сонный москит. Брюнетки напрокат

— Отнюдь. Это была не только маклерская контора. Харрингтон Фолкнер был настоящим бизнесменом. Правда, популярностью он не пользовался. Лично я тоже не одобрял его методы и не обратился бы в его фирму.

— Значит, Фолкнер в буквальном смысле слова делал деньги?

— Да, можно сказать и так.

— А что вы скажете о Карсоне?

— Карсон был просто его компаньоном, — с непосредственностью сказал Диксон, — имел равную с Фолкнером часть в деле. Одна треть принадлежала Фолкнеру, другая Карсону, третья Женевьеве.

— Собственно, вы мне так ничего и не сказали о Карсоне.

— Я сказал все, что мог.

— Вы ничего не сказали о его деловых качествах.

— Откровенно говоря, из них двоих я бы предпочел иметь дело с Фолкнером.

— Если Фолкнер был главной пружиной гбизнесе, — сказал Мейсон, — то он, должно быть, работал гораздо больше, а получал лишь треть.

— Да, конечно. И он, и Карсон получали определенную сумму. Сумму, которая была зафиксирована и одобрена судом.

— И они не имели права повысить свое жалованье?

— Без согласия Женевьевы — нет.

— А она давала хоть раз согласие?

— Нет, — коротко ответил Диксон.

— А с их стороны были попытки сделать это?

— Неоднократно.

— Насколько я понимаю, Фолкнер не испытывал нежных чувств к своей первой жене?

— Я никогда его об этом не спрашивал.

— Я полагаю, именно Фолкнеру удалось достать сумму денег, чтобы основать фирму «Фолкнер и Карсон».

— Вероятно.

— Карсон был еще молодым человеком, а Фолкнер, видимо, нуждался в свежем взгляде. Это помогло его бизнесу.

— Ничего не могу сказать по этому поводу. Я начал представлять интересы Женевьевы лишь с момента развода.

— Вы знали ее раньше?

— Нет. Но я был знаком с человеком, к которому Женевьева обратилась за помощью. Я бизнесмен, мистер Мейсон, и пытаюсь честно делать свой бизнес. Кстати, вы еще не сказали мне о цели вашего визита.

— В первую очередь мне хотелось бы узнать как можно больше о Харрингтоне Фолкнере.

— Так я и думал. Но я не вижу причин способствовать вам в этом. Несомненно, очень многие захотят узнать о делах Харрингтона Фолкнера. Но частные интересы — это одно, а законные — совершенно другое.

— Вы можете быть уверены, что я спрашиваю на законных основаниях.

— Мне бы хотелось, чтобы вы пояснили мне свои слова, мистер Мейсон.

Тот улыбнулся.

— Я, видимо, буду защищать интересы человека, — предъявившего иск Фолкнеру.

— Вы сказали «видимо»? — переспросил Диксон.

— Я еще не решил, браться ли мне за это дело или нет.

— Это еще не делает ваш вопрос законным.

— Я бы так не сказал, — ответил Мейсон.

— Мне, разумеется, не хочется препираться с адвокатом, у которого такое громкое имя, мистер Мейсон. Поэтому вы можете остаться при своем мнении, а я при своем. Если вам это не нравится, постарайтесь убедить меня в обратном.

Мейсон задал вопрос:

— Владея двумя третями акций, Фолкнер, я полагаю, полностью контролировал дела фирмы?

— Полагать вы можете все, что угодно, мистер Мейсон. Одно время я также находил это занятие довольно интересным, хотя вряд ли можно прийти к какому-нибудь твердому заключению, основываясь только на предположении. Для этого нужны факты.

— Разумеется, — ответил Мейсон. — Поэтому я и задал вопрос.

— А я предпочитаю воздержаться от ответа, — учтиво сказал Диксон.

Мейсон взглянул на поверенного.

— Иногда уклончивый ответ дает больше информации, чем категорический, мистер Диксон.

— Совершенно верно, мистер Мейсон. Я тоже не раз приходил к такому выводу. Кстати, когда я спросил вас, почему вы заинтересовались трагической смертью мистера Фолкнера, вы, по-моему, ответили, что, видимо, будете представлять некую особу, предъявившую иск к Фолкнеру. Могу я поинтересоваться, в чем состоит сущность этого иска? Почти уверен, что вы не захотите ответить мне на этот вопрос.

— Иск этот связан с составом лекарства для лечения рыбок, — заметил Мейсон.

— О, вы имеете в виду то лекарство, которое нашел Том Гридли? — поинтересовался Диксон.

— Вы, похоже, хорошо осведомлены, мистер Диксон.

— Приходится наводить справки, когда в деле замешана твоя подопечная, мистер Мейсон.

— Что ж, вернемся к нашему разговору, — продолжил адвокат. — Итак, Фолкнер прочно сидел в седле, пока Женевьева внезапно не потребовала развода. Совершенно очевидно, что она должна была получить от него свою долю.

— Это уже давно решенный вопрос, мистер Мейсон.

— Да, но это решение, должно быть, встало Фолкнеру поперек горла. Из всесильного босса он вдруг превратился в равноправного пайщика.

— Разумеется, — с известной долей самодовольства ответил Диксон. — Но с тех пор, как закон штата считает супругов равноправными партнерами, жена имеет право на получение того, что оговорено при подписании брачного договора.

— Вы разговаривали по этому поводу с Фолкнером?

— О да.

— Он рассказывал вам о подробностях?

— Конечно.

— Он сам пришел к вам и сообщил об этом добровольно?

— Но, послушайте, мистер Мейсон, вряд ли вы действительно думаете, что такой человек, как Фолкнер, станет бегать ко мне, чтобы сообщить ту или иную деталь.

— Но вы были заинтересованы в этом?

— Естественно.

— Значит, я могу предположить, что вы спрашивали его об этом?