— Эти условия были установлены, так сказать, с самого начала, когда основывалась фирма и Фолкнеру принадлежали две трети.
Мейсон моргнул.
— То есть он сам назначил жалованье партнерам, и Карсон не мог его увеличить?
— Я не знаю точно, какие там были условия, но знаю, что он не мог повысить себе жалованье без согласия Женевьевы.
— Легко можно представить, что вы навязали Фолкнеру очень невыгодные условия, — сказал Мейсон.
— Как вы знаете, мистер Мейсон, я в этом деле не являюсь главным действующим лицом, и мне нет смысла гадать, что чувствовал мистер Фолкнер.
— Итак, вчера вы его видели не один раз?
— Да.
— Выходит, уже назревал кризис?
— Да. Фолкнер собирался предпринять кое-что.
— Разумеется, — продолжал Мейсон, — если бы Фолкнер выкупил долю Женевьевы, ему бы опять принадлежала большая часть акций, а именно две трети. После этого он мог бы успешнее давить на Карсона в судебном процессе.
— Вы, как адвокат, разбираетесь в этом деле, конечно, лучше, чем я, — ответил Диксон. — Я был лишь заинтересован в том, чтобы получить как можно большую сумму для моей клиентки. В том случае, конечно, если бы сделка состоялась.
— Но вы не были заинтересованы купить долю Фолкнера?
— Откровенно говоря, нет.
— Ни за какую цену?
— Ну, тут я не могу сказать с уверенностью.
— Иначе говоря, при благоприятных обстоятельствах вы бы это сделали?
Диксон ничего не ответил.
— И это было бы чем-то вроде узаконенного грабежа, — продолжал Мейсон, словно размышляя вслух. Диксон резко выпрямился в кресле, будто получил пощечину.
— Мой дорогой мистер Мейсон, я лишь представляю интересы своей клиентки. Их любовь давно прошла. И я упоминаю об этом только для того, чтобы показать: к этой сделке не примешивались никакие сантименты.
— Вы видели Фолкнера в день его смерти несколько раз. В котором часу вы говорили с ним в последний раз?
— В последний раз я говорил с ним по телефону.
— В котором часу?
— Приблизительно… Ну, скажем, между восемью и четвертью девятого. Точнее' сказать не могу.
— От восьми до четверти девятого? — с интересом переспросил Мейсон.
— Да.-
— И что вы ему сказали?
— Сказал, что мы желаем покончить с делом сегодня. И что если мы не придем сегодня ни к какому решению, мы больше вообще не будем возвращаться к этому вопросу и оставим все как есть.
— И что ответил Фолкнер?
— Фолкнер ответил, что повидается со мной между десятью и одиннадцатью. Сказал, что собирается на банкет любителей аквариумных рыбок, а потом у него назначена еще одна встреча. Сказал также, что при встрече сделает нам последнее предложение. И если оно нас не удовлетворит, обе стороны будут считать вопрос исчерпанным.
— Он не говорил, что не один в комнате?
— Нет, не говорил.
— И разговор этот состоялся не позднее, чем в четверть девятого?
— Не позднее.
— И не раньше, чем в восемь?
— Да.
— Вы уверены в этом?
— Совершенно уверен, поскольку помню, что взглянул на часы ровно в восемь и подумал, что мне вряд ли удастся еще раз сегодня поговорить с Фолкнером.
В таком случае, может быть, это было после четверти девятого?
— В четверть девятого, мистер Мейсон, я включил радио, потому что меня интересовала радиопередача, начавшаяся в восемь пятнадцать. Я хорошо это помню.
— Вы не сомневаетесь, что разговаривали именно с Фолкнером?
— Ни секунды.
— Но Фолкнер не сдержал своего обещания и не приехал к вам.
— Да. Не приехал.
— Вас это, наверное, обеспокоило?
— Конечно, обеспокоило, — ответил Диксон, проведя по волосам толстыми пальцами. — Ответ на ваш вопрос очевиден. Меня это обеспокоило и рассердило.
— И вы не позвонили Фолкнеру?
— Разумеется, нет. Я хотел выдержать характер. Не хотел показывать свою заинтересованность. В противном случае мне не удалось бы заключить с ним выгодную сделку.
— Вы точно можете припомнить, что говорил Фолкнер по телефону?
— Да. Он сказал, что у него запланировано важное заседание и он сию минуту отправится туда. Что после этого собрания он съездит еще на одну встречу, а напоследок решит вопрос с нами.
— И что вы ему ответили?
— Я сказал ему, что моему клиенту неудобно решать этот вопрос сегодня, так как сегодня среда, но он ответил мне, что все равно заглянет ко мне между десятью и одиннадцатью.
— Вы не можете сказать мне цену, которую вы определили для продажи?
— Я не думаю, что это относится к делу, мистер Мейсон.
— А цену, которую вам предлагал Фолкнер?
— Это тоже не имеет отношения к делу, мистер Мейсон.
— А разницу между вашим и его предложением?
— Она была довольно значительной.
— Когда Фолкнер был здесь сам?
— Последний раз он заскочил на несколько минут около трех часов.
— К тому времени вы уже сделали Фолкнеру свое предложение?
— Да.
— А он вам — свое?
— Да.
— Вы долго разговаривали?
— Не больше пяти минут.
— Фолкнер видел свою первую жену?
— В те минуты нет.
— А в течение дня?
— Кажется, да. Встретился с ней случайно. Он разговаривал со мной около одиннадцати часов утра и, насколько мне помнится, встретился с Женевьевой у подъезда.
— Они беседовали?
— Думаю, да.
— Могу я спросить, о чем?
— Я этого не знаю, мистер Мейсон.
— Может быть, я сам могу поговорить с Женевьевой?