Сунь Укун – царь обезьян

Он сказал, что в День поминовения усопших вся семья от мала до велика и все родичи отправились на родовое кладбище, чтобы привести в порядок могилы предков. Но как только начался обряд жертвоприношения, раздались удары в гонги и барабаны и появились грабители с ножами и дубинами. Все бросились бежать, спасая жизнь, и лишь она одна осталась лежать на земле, не в силах пошевельнуться. Грабители ее схватили и уволокли в горы. А там из-за нее передрались все главари, каждый хотел сделать ее своей женой. Так и не договорившись между собой, они притащили ее в лес, привязали к дереву, а сами куда-то скрылись.

– Пять дней и пять ночей терплю я муки, – сказала женщина. – И вот само Небо послало мне тебя. Умоляю, прояви милосердие, спаси меня! До конца дней своих не забуду я твоего благодеяния, даже когда сойду в подземное царство!

Женщина умолкла, и слезы снова хлынули из ее глаз.

Выслушав ее, Танский монах сам заплакал и стал звать своих учеников.

На зов прибежали Чжу Бацзе и Шасэн, бродившие поблизости.

– Освободи эту бедную женщину от веревок, – попросил наставник Чжу Бацзе.

Чжу Бацзе, недолго думая, принялся за дело. Но в это время подоспел Сунь Укун, схватил Чжу Бацзе за ухо и одним ударом сбил его с ног, крикнув:

– Не развязывай! Ты разве не видишь, что перед тобой оборотень! Вон как льет слезы, чтобы надуть нас!

– Не верь ты ему, учитель! – сказал Чжу Бацзе. – Он нарочно услал нас вперед, чтобы позабавиться с ней, а теперь ее же и порочит!

– Негодяй! – вскипел Сунь Укун. – Замолчи! Это ты только и думаешь, как бы удовлетворить свою похоть, ради выгоды готов отца родного продать. Сознайся, уж не сам ли ты захотел позабавиться с ней и нарочно привязал ее к дереву?

Танский монах едва помирил их и промолвил:

– Полно тебе, Чжу Бацзе! Может быть, Сунь Укун и прав. Оставь ее, а мы пойдем дальше своей дорогой.

Путники двинулись дальше, а дева-оборотень заскрежетала зубами от ярости и решила пойти еще на одну хитрость. Легонько дунув на лианы, она пустила их с попутным ветерком вдогонку паломникам, прямо в уши Танскому монаху, и он услышал такие слова:

– О наставник! Как мог ты обречь человека на верную гибель? Как после этого ты предстанешь перед Буддой и будешь просить у него священные книги?

Услышав это, Танский монах придержал коня и обратился к Великому Мудрецу.

– Сунь Укун! – промолвил он. – Вернись и освободи деву от веревок. Слышишь, как она взывает о помощи?

– Не слышу! – ответил Сунь Укун. – А ты, Чжу Бацзе, слышишь? – спросил Сунь Укун.

– У меня, должно быть, уши заложило, – ответил тот, – ничего не слышу.

– Ну а ты, Шасэн? – снова спросил Сунь Укун.

– Нет, не слышу, – отвечал Шасэн.

– Да она упрекает меня, – сказал Танский монах, – и совершенно справедливо. Говорит, как смогу я предстать перед Буддой и просить у него священные книги после того, как оставил ее погибать в лесу. Знаешь поговорку: «Спасти человеческую душу лучше, чем выстроить семиярусную пагоду»? Живо ступай освободи ее!

– Наставник! – промолвил, смеясь, Сунь Укун. – Раз тебе так приспичило совершить доброе деяние, то ничего не поделаешь, снадобья от этого нет никакого! Но ты вспомни, сколько гор тебе пришлось перейти за то время, что ты покинул восточные земли! Сколько злых дьяволов-оборотней попадалось в этих горах! Они хватали тебя, тащили в свои пещеры, а мне, старому Сунь Укуну, то и дело приходилось пускать в ход свой посох, убивать всяких бесов, чтобы выручать тебя из беды.

Но Танский монах стоял на своем. Тогда Сунь Укун обратился к нему с такими словами:

– Если хочешь, спасай эту ведьму сам, а я не буду! Нет у меня на это сил!

Услышав столь дерзкие слова, Танский монах вместе с Чжу Бацзе вернулся в лес и освободил деву. Дева потянулась, оправила на себе одежды и пошла за Танским монахом, радостная и довольная. Сунь Укун, увидев их, зло рассмеялся.

– Ты почему смеешься, гнусная обезьяна? – спросил Танский монах.

– А вот почему, – отвечал Сунь Укун и прочел такое четверостишие:

Коль счастье привалит —
друга встретишь в пути.
А нагрянет несчастье —
встречи с красоткою жди.

Танский монах окончательно обозлился, а Сунь Укун продолжал:

– Если мы, монахи, пойдем вместе с этой красоткой, нас могут схватить, сдать властям и обвинить в прелюбодеянии; или начнут допытываться, не похитили ли мы ее, чтобы получить выкуп. А за это с тебя, наставник, спросят да еще изобьют до смерти; Чжу Бацзе отправят на каторгу, Шасэна – в ссылку, да и мне не поздоровится.

– Хватит врать! – прикрикнул на него Танский монах. – Спасал деву я один, с меня и спросят.

– Да не спас ты ее, а сгубил. Так померла бы она в лесу от голода, и душа ее благополучно переселилась бы в царство Теней, – сказал Сунь Укун. – А теперь что с ней будет? Разве сможет она поспевать за нами своими крохотными ножками? А если отстанет, ее растерзают тигры, барсы или злые волки. Так ты станешь невольным виновником ее гибели.

Танский монах задумался.

– Пожалуй, ты прав! – промолвил он. – Как же нам быть?