Суперагент Сталина. Тринадцать жизней разведчика-нелегала

— А при чем тут Дантон? — удивился Макс.

— Сейчас объясню. Дантон, в отличие от тебя, когда ему грозила даже смертная казнь, отказался бежать из Франции. Он сказал тогда прекрасные слова, ставшие впоследствии крылатыми. Ты должен знать их…

— Ты имеешь в виду: «Разве можно унести отечество на подошве башмаков?»

— Да.

— Родину, конечно, невозможно унести с собой. А если бы можно было ее перетаскивать, как мешок с опилками, то и цена ей была бы грош…

— Отсюда вывод, — подхватила Луиза, — не покидай ее, родимую, надолго, разделяй ее судьбу, храни, оберегай, цени и не кляни в тяжелые минуты жизни. И делай все для нее, что в твоих силах. Не зря же говорят: землю, на которой ты родился и которая вскормила тебя, ни на что нельзя променять. Она для каждого из нас или есть, или ее нет. И потому Родина, как и мать, всегда одна.

— Это ты хорошо сказала. Ну, а поскольку тебя гложет здесь скука, мы прервем свой отдых и без санкции Центра махнем в Литву.

Так они и сделали. Пробыв несколько дней, остававшихся до завершения санаторного отдыха в Сочи, они сначала поехали в литовский Трокай, а затем вернулись в Москву. А уже на третий день, как и было обещано, на конспиративную квартиру, где проживали супруги-нелегалы, прибыл заместитель начальника разведки Александр Коротков. Открыв дверь позвонившему и увидев перед собой высоченного мужчину под два метра, Луиза тут же захлопнула ее от испуга и закрыла на ключ. Войдя в комнату, где находился Макс, она сообщила ему по-испански:

— Там, за дверью, какой-то огромный русский. Я испугалась и не впустила его…

— Что ему нужно от нас?

— Не знаю… Я не спрашивала… Да он бы и не понял меня с моим испанским языком.

Макс подошел к двери, открыл ее настежь и рассмеялся:

— Извините, Александр Михайлович. Жена, не зная вас, испугалась и закрыла дверь. Проходите, пожалуйста.

В прихожей растерянно стояла Луиза и в упор рассматривала пришедшего незнакомца.

— Ну какой же он огромный? — по-испански обратился к супруге Макс. — Этот стройный и красивый мужчина — наш непосредственный начальник, от него многое будет зависеть в нашей дальнейшей судьбе. — Затем, обращаясь к гостю, по-русски произнес. — Знакомьтесь, Александр Михайлович, это моя жена.

— Я это понял, когда она закрыла дверь перед моим носом. — Глядя ласково на Луизу, Коротков поцеловал ее руку и назвался Сашей.

Макс перевел ей, как она может называть его.

— А я — Инелия, — отозвалась Луиза.

— Не Инелия она, Александр Михайлович, — вставил, улыбаясь, Макс. — Она — Татьяна Магомедовна Абрикосова из города Кутаиси. Вот только по-русски и по-грузински она не умеет говорить.

— Это для пограничников она будет Татьяной Магомедовной, а для нас она — Инелия.

— Но настоящее ее имя Лаура, — подчеркнул Макс.

— Я знаю об этом. Перед тем как приехать сюда, я посмотрел ваши личные дела.

— Мы давно ждали встречи с вами, Александр Михайлович, — сказал Макс, — и надеялись, что вы пригласите нас в свой офис сразу по приезду в Москву. Однако этого не произошло.

— Приглашать вас в наш офис[77] и в дом на Лубянке мы не имеем права. Это категорически запрещено. Никто не должен знать о вас, о вашем настоящем имени и о вашем местонахождении в Советском Союзе.

— Да я давно уже живу без права на свое имя и фамилию. Свыкся уже со своей безвестностью.

— Так это же хорошо! Проколов не будет.

Луиза пристально всматривалась в лицо спокойного, рассудительного русского, но, ничего не понимая по-русски, спросила у Макса:

— Может быть, я оставлю вас? Пойду приготовлю чай.

— Да, пожалуйста.

— Скажи мне честно, Иосиф, она не в обузу тебе в разведывательной деятельности?

— Нет, конечно. Луиза — незаменимый мой помощник во всей моей работе. Вы не смотрите на ее внешнюю хрупкость. Она — весьма сильный человек. Она выполняла огромный объем работы: составляла многие докладные записки и отчеты в Центр, шифровала почту и занималась ее дешифровкой, осуществляла связь с агентурой и выполняла функции курьера. Кроме того, она вела архив и финансовые дела. Нагрузка у нее была колоссальная.

На лице Короткова появилась улыбка.

— Теперь мне понятно, почему ты так сильно располнел, — подковырнул его он. — Надо же, чуть ли не все заботы перевалил на женские плечи…

— Да не от этого я располнел. Это скорее всего от бездеятельности в Москве. Вы же вот не говорите, что будет дальше с нами. Чем раньше я приступлю к работе «в поле», тем быстрее спадет с меня эта полнота.

— К сожалению, никто пока не знает, что будет с вами. Через два дня я буду докладывать Лаврентию Павловичу Берии[78] твой отчет. Полагаю, что он высоко оценит его.

— Спасибо за хорошее мнение об отчете. Моя разведывательная работа была всегда тем наркотиком, без которого нынешнее существование в Москве кажется мне нудным и никчемным. Да и Луизу заедает сейчас ностальгия по Латинской Америке.

— Я вас прекрасно понимаю и считаю, что вы должны, конечно, вернуться к работе «в поле». Но не в Южную Америку, где вы наделали немало ошибок.