Суперинтендант и его заботы

– Я останусь здесь, синьора, – шепнул Пьетро. – Может, разговорю её.

В гостиной, тоже вполне традиционной, изобиловавшей зеркалами и шёлковой малиновой обивкой стен, изрядно потёртой, Лавиния уселась в кресло и приготовилась ждать. Она не знала ещё, о чём будет спрашивать совладельца «Ла Фениче», но разговор этот был явно необходим. Интересно, какой он, Лючиано Корнаро? С досадой она сообразила, что толком не посмотрела досье на него, только заглянула в раздел магических способностей. Ну, ничего неожиданного там не было – маг воды, специализация – защитные сооружения.

«Стоп! – тут госпожа Редфилд мысленно постучала кулаком по собственной голове. – Старая ворона, защитные сооружения! Если он не в курсе того, что именно можно найти в основании принадлежащего ему здания театра, то я съем собственную шляпу!».

Приступ самоуничижения прервал хозяин дома, быстрым шагом вошедший в гостиную.

Лючиано Корнаро был молод и хорош собой; наверняка его тёмные глаза и иссиня-чёрные кудри покорили не одно девичье сердце…

– Синьора коммандер? – Лавиния кивнула в ответ. – Рад знакомству. Как я понимаю, вы не принадлежите к свите Торнабуони?

– Я работаю в Службе магической безопасности Союза королевств, и здесь нахожусь по просьбе местных коллег.

– Здесь – в Ка’дель Корво?

– Здесь, в Венеции. И у меня есть к вам ряд вопросов.

– Боже, как интересно! – насмешливо сказал чернокудрый маг, усаживаясь в кресло.

По мановению его руки между ними возник небольшой столик, а на нём поднос из зелёного, белого и алого стекла, бело-зелёные чашки, сливочник и прочее. Даже чайные ложечки были стеклянными, алыми. Чашки уже дымились кофе, а печенье пахло кардамоном.

– Немного варварски выглядит, правда? – Корнаро, не спрашивая, щедро плеснул в обе чашки сливок. – Но мне нравится. К тому же главный художник моей фабрики обожает именно это сочетание цветов. Итак, синьора, чем скромный венецианский рантье может быть полезен вашей могущественной организации?

Был в его речи какой-то то ли дефект, то ли акцент, который ужасно мешал Лавинии. Мешал не понимать, а воспринимать. Раздражение поднималось откуда-то изнутри и грозило затопить мозг. Госпожа Редфилд отпила крохотный глоток кофе, отметила, что сварен тот с какими-то не вполне привычными пряностями, откусила печенье и, проглотив его, наконец спросила:

– Вам принадлежит здание театра «Ла Фениче»?

– Да… – Хозяин дома выглядел озадаченным. – Вы хотите говорить о «Ла Фениче»?

– О, синьор Корнаро, я готова побеседовать с вами о чём угодно, что вы сочтёте интересным для моей Службы! Но привёл меня в ваш дома именно вопрос, касающийся театра.

– Да, конечно, здание принадлежит мне, как и всё, что в нём находится, от партерных кресел до прелестных девиц из кордебалета! Наполовину принадлежит, лишь наполовину, – уточнил он, поднял палец.

– И доход от деятельности «Ла Фениче» тоже делится пополам?

– Ну, доходом это назвать трудно, – хмыкнул Корнаро; от неожиданного вопроса он совсем оправился и теперь вовсю развлекался. – Так, сольдо на вино, лира на закуску…[16]

– Прекрасно, – кивнула госпожа Редфилд. – Тогда не сочтите за труд, расскажите поподробнее о доходах, расходах, вашем участии в управлении театром… Да, и, пожалуй, о том, каким образом возник ваш альянс с синьорой Джельтрудой Ригетти?

– Вот как? С Джельтрудой что-то случилось?

– А что, должно было?

– Да нет… – он снова выглядел озадаченным. – Просто… ну, вы понимаете, она уже очень немолода. Даже, прямо скажем, весьма стара. Может попросту в один печальный день не проснуться утром.

– И что это будет означать для вас в плане совладения?

– Понятия не имею! Можете себе представить, даже не задумывался об этом, хотя, наверное, и стоило бы.

– Понятно. Тогда, пожалуйста, заданные мною вопросы. Если хотите, я повторю: доходы, расходы, участие в жизни театра, как вообще доля в этой собственности стала вашей?

Она выложила на столик записывающий амулет и активировала его.

Корнаро вздохнул, глубоко, демонстративно, и начал рассказывать.

Собственно говоря, Лавиния не слишком и вслушивалась в текст, куда больше её интересовали интонации, обертоны речи, которые порой вдруг исчезали, будто голос рассказчика изменялся. «Ложь, – отмечала она. – И снова ложь… Ах, как бы мне хотелось применить против тебя ментальную магию! Но нельзя, пока нельзя…».

Изложить коротко всё, что говорил Лючиано Корнаро, было совсем не сложно: доходов нет, расходы большие, в театре он почти не бывает, долю в собственности и Джельтруду Ригетти в качестве компаньона он получил в наследство от троюродного дядюшки, бездетного и одинокого. В память о дядюшке и тащит этот воз, почти непосильный.

– Хорошо, спасибо, – поблагодарила госпожа Редфилд, когда тот выдохся и умолк.

– Это всё, синьора коммандер? – поинтересовался Корнаро, вновь превращаясь в красавца и щеголя.

– Почти.

– Спрашивайте…

– Расскажите мне о фундаменте здания «Ла Фениче».

Помолчав, он бросил почти равнодушно:

– Не могу.

– Почему? От Службы магбезопасности нет секретов даже у королей.