Суперкарго. Путевые заметки грузового помощника капитана

Дорофей Терентьевич, как и обещал, связался по радиотелефону с Владивостоком. Дали мою квартиру. Но меня ждало разочарование: жены дома не было, разговаривал только с сестричкой. Конечно, и это хорошо, но я-то хотел другого. Терентьич, поглядывая на собравшихся вокруг его приборов моряков, чувствует себя героем дня: еще бы, ведь именно он сегодня волшебник, одаривающий людей счастьем!

Я сижу с наушниками. Девушка в Москве приятным голосом вызывает наши суда. Каких только нет сейчас в океане: и мурманские, и одесситы, и новороссийцы, и наши, дальневосточники. Со всех концов земного шара несутся в эфир навстречу друг другу взволнованные голоса. Какой прилив энергии почувствовал я после этого коротенького сеанса, будто побывал дома!

А жизнь на судне идет своим походным порядком: сменяются вахты в машине и на палубе, сегодня с утра все моряки вышли на Ленинский субботник. Боцман «по дружбе» подсунул мне местечко — ошкрябать высокую подволоку с закутками. Работаю, думая о доме, о семье. Женщины наши тоже вышли на палубу, неуклюже, но старательно скребут и драят фальшборта, покрывают зачищенные места суриком. Обливаются потом с непривычки, а матросы, те хоть бы что, им эта жара уже нипочем. Вечером прямо на палубе, на выставленном для этого случая столе, сражаются доминошники. «Точила», то есть токарь, — самый мастеровой человек на морском судне, сделал из эбонита огромные и тяжелые кости, издающие при ударе, к удовольствию «козлистов», пушечный гром. У меня на переходе, кроме вахты, нет конкретной работы, и я использую выдавшееся время для занятий английским языком. То-то порадовалась бы наша школьная англичанка, увидев, с каким тщанием изучаю я сейчас неправильные глаголы.

Каждое утро солнце встает по корме судна, а заходит точно по курсу. Мы словно гонимся за ним, растягивая день, и через каждые три дня по радио звучит объявление, что судовые часы переводятся на час назад.

По обоим бортам нас сопровождают стаи касаток. Их высокие клинообразные плавники, как стабилизаторы подводной лодки, легко рассекают воду, животные то обгоняют судно, то отстают, получая, видимо, удовольствие от своего морского превосходства. То и дело расходимся со встречными судами, среди них и наши, советские. Приветствуем, приспустив флаг, запрашиваем, не требуется ли помощь. Не требуется? Ну, счастливого плавания, ребята!

Еще несколько дней — и показались берега Аравийского полуострова, голая, выжженная солнцем пустыня. Входим в Баб-эль-Мандебский пролив, тот самый, который так трудно было произносить, отвечая на уроке географии. Обгоняем две яхты, совершающие кругосветное путешествие. Смельчаки, принявшие на себя трудную миссию единоборства со стихией, машут нам вслед руками.

Африка под боком, а нам холодно. Температура упала до 22 градусов. После Индии и Малайзии это почти север, никто не желает больше плавать в бассейне, и боцман посмеивается над нами. А ветер несет из пустыни песчинки, насекомых, саранчу. Они стучат по пластмассовым крышкам на крыльях мостика. Подходим к Суэцкому каналу.

Слева берега Африки, именно такие, какими я и ожидал их увидеть. Крутые спуски к морю, редкие клочки зелени и далеко, до горизонта, тянущиеся пески пустыни. В воде по обеим сторонам торчат на сваях буровые вышки. Дымят факелы, небо, черное от гари. Нефтяной, газовый край, лакомый кусок для империалистов.

Подошли к порту Суэц, стали на якорь. И вот лоцман уже на борту. Это высокий, красивый араб в европейском костюме и при галстуке. Разговаривает, мешая русские и английские слова. Отвел нас на внутренний рейд, где собрался караван судов, предназначенных для проводки через канал. Весь наш экипаж на палубе, любуется пейзажами. И здесь происходят эпизоды, возможные только на судне. Я, например, за неделю впервые увидел Виктора Путинцева, моториста, даже протянул руку для рукопожатия. Мы поздоровались и расхохотались: вот так дела, живем-то друг от друга в двух шагах!

Утром следующего дня суда по очереди снимаются, разворачиваются и уходят в канал друг за другом. Канал такой узкий, что издалека его почти не видно, и создается впечатление, что пароходы входят прямо в берег. Наш «Сулейман Стальский» тоже входит в канал, соблюдая дистанцию примерно полмили от идущего впереди. Канал выложен камнем. Сразу за ним простирается безбрежная пустыня. На левом берегу нет-нет, да и увидишь рыбацкую хижину, женщину с кучей ребятишек, стадо коз, небольшой оазис, окаймленный пальмами. И бойницы тут и там настроенных дотов. Черные щели бойниц смотрят угрюмо, напоминая о войне с израильскими агрессорами.

Канал расширяется, идем по выставленным буям. Здесь ведут работы японские дноуглубительные машины. «Бывалые» смущены; только полгода назад, по их словам, здесь было так же узко, как у входа, и вот такие перемены.