СУПОСТАТКА

В минуты просветления почувствовал, как Раечка слизывает крупный пот с моего

лица, затем, спустя вечность, кладѐт рядом с моей головой тушку молодого гуся...

Ах, Раечка, если бы это помогло, я бы вонзил зубы в твой дар... но, увы, увы, увы...

Некто опотрошив моѐ тело, оставив одну боль, вновь швырнул в пропасть. И опять

крюк поймал, но неудачно: тело сорвалось и понеслось вниз, на ходу превращаясь в

ледышку...

... и вдруг явственный голос, грубоватый, девичий:

- Слушай, ты, одноухая, завязывай. Я ведь могу рассердиться и по морде съездить.

Или второе ухо отчекрыжу. Ну, чего шипишь? Я твоему хозяину помогла? Помогла. Скажи

спасибо, и затухни. Что? Дичь вашу взяла? Я должна есть, как ты думаешь? А хозяин

твой в отключке, ему не до жаркого.

Боли не было! тело необычно лѐгкое, будто оболочка, наполненная воздухом, там,

где были раны, щекотно холодило, словно в отверстия вырывался воздух. Веки тяжѐлые -

глаз не открыть. Шевельнул рукой, затем ногой - действуют!

Прохладный мех тронул обнажѐнное тело.

Я умер? и где-то на полпути к конечной цели? Почему же так чѐток девичий голос и

явственно пахнет жареным мясом? Треск дров в костре, угрожающее шипение Раечки...

Еѐ-то здесь не должно быть: живая ведь...

Спустя пару минут тяжесть в голове рассосалась, и я смог открыть глаза. И не

просто открыл, а распахнул до предела, поражѐнный увиденным: у загона стояла

расѐдланая лошадь и обнюхивалась с любопытными телятами. Под навесом весело

потрескивал костѐр, над ним на вертеле жарился гусь. Рядом, на корточках, сидела

плотная девчонка... в одеянии киношной амазонки. К стоящей поодаль чурке прислонѐн

каплевидный щит, копьѐ и меч.

Я зажмурился, встряхнул головой, вновь открыл глаза: виденье не исчезло. На глюк

не похоже: слишком живой выглядела девчонка. Она как раз потянулась щепочкой

проверить готовность гуся, щепочка переломилась, и пальцы девчонки ткнулись в

гусиную тушку - девчонка отдѐрнула руку, ругнулась ("Зараза!"), и сунула обожжѐнные

пальцы в рот.

Что же тогда, если не глюк?

Лѐгкий шорох - и в следующее мгновение на меня уставились глаза Раечки.

Мордочка еѐ была до комичного обиженной, весь еѐ вид, буквально, говорил: "Ты тут

52

прохлаждаешься, а какая-то нахалка слямзила гуся, которого я тебе принесла. И ещѐ

грозится по морде съездить... За что?"

"Счас разберѐмся, успокойся, счас проясним, кто в доме хозяин".

Я медленно приподнялся, сел. Раны не беспокоили, ну, разве что слегка зудели.

Закутавшись в меховую накидку, поднялся.

Девчонка быстро глянула через плечо, затем резво вскочила, отступив к своему

оружию.

-О, хозяин поднялся. Привет. На каком языке будем общаться?

-Желательно, на русском.

Девчонка икнула, судорожно сглотнув, грузно осела на чурку.

-Вы... это... Где я? Какое сейчас время?

-Это один из островов будущего Петербурга. А время, думаю, начало нашей эры.

-И... что вы здесь делаете?

-Встречный вопрос: как ты здесь оказалась?

-Долгая история, - девчонка уже справилась с минутной растерянностью. - Не фига

себе сказала я себе! Что угодно ожидала, но чтобы... такого же встретить...

-Какого такого?- Я подошѐл к костру, Раечка замерла столбиком в двух шагах от

меня, явно в ожидании сцены, когда я прогоню нахалку.

-Ну, из будущего. Вы из какого?

-2006.

-Не фига себе! - Девчонка тоже приблизилась к костру. - Я из 1973-го. Вперѐд только

в 79 была, а потом... древний мир. Гусь, наверно, уже готов. Поедим? Есть охота жуть...

тыщу лет крошки во рту не было...

Пока девчонка ходила в дом за посудой, я подкатил к костру три чурки - две чтобы

сидеть, третья вместо стола. Затем девчонка препроводила гуся на поднос, вынула из

сапога древний нож и ловко разделила мясо на равные куски. Один кусок наколола и

швырнула Раечке:

-Держи, фыркалка.

-Еѐ Раисой Фѐдоровной зовут. Раечка.

-Как?! Раиса Федоровна? У нас химичка была, Раиса Федоровна.

Пришло время мне икать и судорожно сглатывать.

-Что? Не верите?

-Ты откуда... начала путь?

-Из Нижне-Чуйска. Вы о таком и не слыхали.

-Ты права: не фига себе, сказал я себе. Я родился в Нижне-Чуйске, и до армии жил

на Зелѐной улице.

Девчонка распахнула глазища, вернула гусиный окорочѐк на поднос.

-Не фига себе! И я на Зелѐной, в последнем доме.

-Силина?

-Д...да, Рита. А вы?

Я сказал. Рита вздрогнула, странно хмыкнула.

-Офигеть! Я же вас знаю. Вы с Надькой, сестрой моей, ходили. Не помните, как я вас

в баньке застукала: целовались взасос, уже раздеваться начали?.. Офигеть не встать!

Как такое может быть?

-Я бы тоже хотел знать. Ладно, Рита, давай спокойно поедим - разговоры потом.

Времени у нас для разговоров немеряно.

-Да уж...

Мы, действительно, молча приговорили гуся, кости бросали Раечке, которая съев

первый кусок, недоумѐнно взирала на добротно обглоданные кости: что происходит? Эта

нахалка-чужачка ест мясо, а мне швыряют пустые кости? Где справедливость?

Вообще-то мне сейчас было не до терзаний Раечки. Ел я чисто машинально,

погрузившись в мысли. Подумать было о чѐм. Появление Риты круто меняло привычный

ход моей жизни. У неѐ, по-всему, "часы" в рабочем состоянии, значит... есть шанс

вернуться домой...

-Не получится,- вдруг обронила Рита, вздохнув.