– Я с ней и на репетиции в театр ходила, а потом и на первые съемки, когда ее Огарков пригласил в кино. И на площадке – я все следом. А ведь она уже тогда была известная актриса, к тому же замужем да с детьми, мать семейства! Мне казалось, что вдруг кто обидит мою девочку, вдруг приключится нечто недостойное или неприличное! Огарков мне выговаривал, что я под ногами мешаюсь. Говорил, что и меня надобно в титрах указать как полноправного участника творческого процесса.
– А как же любовные сцены? – полюбопытствовала Оля, подавив невольную улыбку.
– Вот, вот! Именно их-то я и боялась более всего! Я же не глупая, знаю, что актеры целуются понарошку. Только с моей-то Тамарочкой каждый хотел облобызаться по-настоящему! А, вам смешно! – Старуха покачала головой. – Да и мне теперь смешны мои прежние страхи! Вон какой беды бояться надо!
Замолчали. Комната тонула во мраке ночи, лампу прикрутили почти до конца, она едва мерцала. Агриппина Марковна поежилась и спрятала костлявые руки в широких рукавах платья. В квартире было тепло, но внутренний холод охватил и Олю. Однако она не смела пошевелиться и спугнуть воспоминания старой женщины. Ведь, несмотря на приятельство, Горская никогда не рассказывала Оле о своем прошлом, о девичестве, о романе с Извековым. А именно это ужасно интересовало девушку. Как находят друг друга такие яркие личности?
– Знаю, знаю, о чем спросить хотите! Как состоялось знакомство Тамары и Вениамина? В театре все и произошло. Он тогда подвизался в написании пьес, да вроде неудачно. А Тамарочка, добрая душа, давайте, говорит, вместе посмотрим, может, я смогу вам помочь. И дело пошло! И как хорошо получилось, просто удивительно! Правда, с той поры драматургию он забросил, на романы переключился. Зато стал к нам частенько захаживать. А у нас тогда от женихов отбоя не было! Двери не закрывались, букеты цветов и корзины не знали, куда ставить, хоть цветочный магазин открывай! И какие, я вам скажу, женихи были!
Агриппина Марковна перечислила с десяток известнейших и богатейших фамилий, Миронова, пораженная, ахнула.
– Вот именно что! И после таких-то женихов выйти за эдакого… – Старуха осеклась. – Неприглядный он тогда был, невзрачный. Ни стати, ни взора, ни живости в речах. Про капитал я и не говорю!
– Но, вероятно, уже в ту пору был виден его талант? – робко предположила слушательница.
– Наверное, – вздохнула старая женщина, – иначе что же в нем нашла моя Тамара? Но только через какое-то время замечаю я, что она ни на кого не глядит, замкнулась в себе, а как придет Извеков – вся встрепенется, засветится. Сядут где-нибудь в уголке и воркуют. Чувствую, дело плохо. Так и есть, посватался! Я говорю дочери: «Он тебя ростом ниже, и красоты в нем нет никакой, совершенный заморыш, и денег нет, гол как сокол!» Она мне отвечает: «Это неважно, мама. Он очень скоро будет и богат, и знаменит, потому как необычайно талантлив! Но даже это не имеет значения, потому что я его люблю, и для меня он лучше всех! А если вы откажете нас благословить, так я все равно за него пойду, даже без вашего соизволения!» И глазами сверкает, дрожит. Я ей говорю: «Ты не на сцене сейчас, зрителей нет! Это жизнь твоя, судьбу выбираешь, подумай крепко!» Но уже тогда я знала, не отступится, вся в меня, уж если решит, то окончательно! Пришлось смириться. И поначалу неплохо жить начали. Дети родились. Вениамин в гору пошел. Я втайне раскаиваться стала, что невзлюбила зятя. Однако смотрю, Тамара все меньше и меньше выступать в театре стала. В гастроли без нее едут. Премьеры другим поручают. Оказывается, он не дозволял, стал злиться, что ее слава его затмевает! Особенно сердился, когда ее сниматься в кино пригласили. Дескать, ее роль теперь другая – матери и жены. Вот она, бедная, и начала метаться, ссоры пошли, разлады. А тут еще добавилась другая напасть…
Но дослушать рассказ не довелось. Затренькал входной звонок, раздались тяжелые шаги, на пороге появился Извеков. Его лицо посерело и выражало невыносимую муку. Навалившись на дверной косяк, он прохрипел:
– Все кончено! Нет моей Тамары! Ушла, покинула нас!
Агриппина Марковна ухнула, как старая сова, и откинулась в кресле. Оля заголосила и метнулась к детям. Тотчас же квартира наполнилась стоном и плачем. Вениамин Александрович постоял около тещи и поплелся, ссутулившись, в кабинет. Там он рухнул на стул и замер, охватив голову руками. Глянул на недописанные листки, лежащие перед ним, зарычал и смахнул все на пол. Катастрофа!
Глава 14
Матильда Карловна Бленнингельд принадлежала к породе особ, про которых говорят «горячая штучка». Редкий мужчина мог пройти мимо, не задержав плотоядного взора на пышной груди, ярких чувственных губах, крутых бедрах. При этом завистницы и злопыхатели из толпы отверженных поклонников утверждали, что в ней нет совершенно никакой красоты. Черты лица ее неправильны, шея коротка, ноги тоже. Манеры вульгарны, вкус отвратителен. Но отчего бросает в дрожь и вызывает томление ее вид, ее волнующий запах, никто объяснить не мог.