Суровые будни (дилогия)

Оленин поглядывал на остальных присутствующих. Ряды беспокойных лиц, расширенные зрачки... Видать, не одни он прислушивался к тому, что происходит в сердце. Некоторые, точно так же как и он, чувствовали неуверенность, другие — страх и нежелание бросать насиженные, обжитые места и уезжать невесть куда.

Заканчивая, секретарь сказал:

— Идите, товарищи, подумайте хорошенько и приходите только тогда, когда твердо решитесь на этот большой шаг в вашей жизни.

На улицах пахло уже весенними туманами. В заснеженном городском саду тихо и пусто. Хорошо походить по протоптанной в мокром снегу дорожке, подумать. Час, другой ходит Оленин. Советоваться ему не с кем: думай сам! И чем больше он думал, тем, кажется, ближе надвигалось то, чему он должен был подчиниться беспрекословно. Еще мелькали сомнения, неуверенность, боязнь опростоволоситься, но главное решение уже созрело, оставалось одно: сказать себе самому «да». И он сказал.

Рита взъярилась, когда узнала о его решении.

— В дыру? В трущобу? Мало я настрадалась по замызганным гарнизонам?

Совершенно неожиданно против Риты выступила теща.

— Замолчи! — прикрикнула она. — Как ты смеешь так разговаривать? Такое важное патриотическое дело, а ты!.. В свое время я тоже уехала на Дальний Восток по призыву Валентины Хетагуровой. Разве можно рассуждать, как последняя мещанка? Не смей перечить мужу! Его посылает партия!

Рита опешила, примолкла. Удивленный и обрадованный заступничеством тещи, Оленин подумал: «Есть все же в ней что-то человеческое, возвышающее. Правильно сказано: абсолютно плохих людей не бывает...»

На следующий день Рита, пряча глаза, извинялась:

— Я вчера, Леня, погорячилась. Теперь обдумала, взвесила все. Действительно, тебе нельзя отказываться от предложения обкома. Поезжай один, устраивайся основательно, а там и мы с мамой приедем. А пока поживем, разумеется, здесь.

...Курсы будущих председателей колхозов организовали при Кинель-Черкасском сельскохозяйственном техникуме. Оленин собрался и уехал. А спустя некоторое время получил от Риты письмо. Содержание письма едва ли было для него неожиданным. Рита писала, что они с мамой из города уехать никуда не могут, и просила вообще больше их не тревожить.

Дороги с женой расходились навсегда. Тещина болтовня о патриотизме, долге, служении партии — лицемерие. Все это понадобилось для того, чтобы проще избавиться от неугодного зятя.

С тех пор Оленин ни разу их не видел. Они ему не писали, он не писал им.

Но вот вернулся Чесноков, разворошил прошлое, и опять вкатился в душу тяжелый камень. И уже не острая боль, а глухая скорбь взяла его за горло холодной, мохнатой рукой...

ГЛАВА 9

Ну как тут не впасть в уныние? Силы есть, желание есть, только делай! Так нет же! Повисла над головой бетонная глыба, того и жди отвалится и прихлопнет тебя со всеми помыслами и начинаниями... Бескормица. На складе — хоть шаром покати! Кормить хряков нечем. Один силос из будылья подсолнечника. А после того как сгорел свинарник, и вовсе стало невмоготу. Маялся Оленин, метался по районным организациям, просил концентратов. Куда! Надо обходиться, говорят, своими. А как? Все только пожимают плечами, только сочувствуют. Поехал к соседям просить взаймы — смеются: мол, отдай жену в люди, а сам так поживи?..

Черт бы распобрал совсем такую работу! Правильно иронизирует старый свекор Ксении Ситковой: мол, идет у нас дело на лад — один держит, другой не пускает...

Вернулся Оленин из райцентра, пошел по дворам. Надо же что-то делать, чтоб свиньи не подохли. Как раздали их после пожара, так и остались у колхозников. Посмотрел в одном, другом дворе: лежат, затощали, обезножели, — закручинился еще больше.

Наведался к Ситковой. Крепкая в кости, светлая и улыбчивая Ксения посмотрела робко на председателя, повела в сарай. У нее два подсвинка. К удивлению Оленина, они оказались не такие захирелые, как у остальных. Посмотрел в глаза Ксении.

— Вы чем их кормите?

— Да тем же, что и все...

Заглянул в корыто. Да, верно: щепа подсолнуховая да чуть комбикорму виднеется. Ощупал глазами подсвинков — ничего, справные... Перевел пытливый взгляд на Ксению. Та стоит, теребит передник.

Оленин улыбнулся.

— Кормите вы, Ксения Никаноровна, тем, да не тем... Вижу, а не пойму...

— Ей-богу, Леонид Петрович, тем же! Только я их, по-своему кормлю.

— Как это?

Ситкова замялась, протянула неуверенно:

— Ну, сегодня, скажем, концентратов не даю, ну и завтра не даю. Ну, и послезавтра...

Глаза Оленина недоуменно раскрываются.

— Кормлю, скажем, одним силосом да подсолнухами ден пять. Уж они, бедные, и не встают. Тут я им тройную порцию концентратов как вывалю! День, другой, глядишь — на лад пошло, бегают!

— Какой же это профессор научил вас таким фокусам?

— Э-э-эх! Профессор один — нужда. Она научит!.. А еще слышала по радио. Говорили, в Англии, не то в Америке свинину делают слойчатую... Так у них тоже: неделю кормят свиней до отвала, а другую впроголодь держат. Правда!

Оленин засмеялся.