Суровые будни (дилогия)

ГЛАВА 12

Шел июль-сенозарник. Приближалась страда.

В деревне пусто. Промелькнет изредка женщина с ведром на коромысле и скроется обратно в воротах — жарко. Посреди улицы в мусоре роются куры. Ташумка обмелела. Пырля-водовоз чуть ли не на середину заехал, черпает воду в бочку. Лошадь машет хвостом, отгоняя слепней. Брызги сыплются в сморщенное лицо Пырли. У берега ныряют за поживкой утки.

Издали доносится глухой стук движка: насос качает воду для поливки капусты. Плантация теперь — самое людное место. Не успели собрать редис и зеленый лук, как повалили огурцы, потом кабачки приспели, а на подходе помидоры. Успевай лишь собирать. Одиннадцать торговых палаток открыл колхоз. На городских рынках, в поселке нефтяников, в районном центре торговля пошла — держись! Не подвело звено Глазкова, урожай вырастили на славу.

Оленин с агрономом Лизой возвращались с огорода в правление.

Время после полудня. Дверь в контору колхоза открыта. Бегает заблудший куренок, попискивая отроческим, неокрепшим голоском. Горячий ветер шевелит на столах бумаги, прижатые пресс-папье. Назойливо гудит мушиный хор.

Чесноков в одной майке сидит за столом и сосредоточенно листает гроссбух. Послышались шаги. Уборщица принесла воды из колодца. Посмотрела сочувственно на бухгалтера, зачерпнула кружку.

— На-кась, Дементий Яковлевич, попей холодненькой... Чтой-то заработался нонче без обеда... Вспотевши весь...

Чесноков оторвал от стола взгляд, взял кружку, буркнул:

— Служба такая: сидеть потеть...

Не слюнявя, как обычно, пальцев, а опуская раз за разом в кружку, он продолжает листать подшитые документы.

На улице фырчит машина. Чесноков встает, высовывается из окна наружу.

— Что привезли?

— Заявку Порогиной выполняли. Вот в ящиках — радиоаппаратура, а то — книги для библиотеки, — пояснил завхоз и поспешно добавил: — Счета сейчас представлю, не беспокойтесь...

Экспедитор небрежно швыряет из кузова пачки книг. Они хлопаются с глухим стуком об землю. Взлетает пыль. Во двор въезжает на велосипеде Порогина, прижимая по привычке к ногам подол платья.

— Эй, вы! Полегче можно? — подает она с ходу голос. — Навоз сгружаете или литературу?

Экспедитор знает: лучше с ней не связываться. Помалкивает. А пачки продолжают ухать на землю. Порогина вешает велосипед на обглоданный лошадьми штакетник и — быстрее к машине. Подхватывает пачки книг, тащит в правление. В калитку входят Оленин с Лизой.

— С обновками вас, Марфа Даниловна!

— И вас также...

Привлеченные голосами и суетой во дворе, собираются любопытные. Из мастерской вылезают трактористы, протискиваются поближе, щупают с интересом корешки книг.

— Вы куда грязными лапами? — набрасывается на них Порогина.

— И то правда... Осторожнее, мужики!

Позади ропот:

— Крыша, как решето... Прохудилась. Лучше бы шиферу купили!

— Что верно, то верно... Книгами крышу не покроешь...

— А ты свистни Гришку Битюга, он враз матом покроет...

— Зачем матом? У него баба — во! Подолом покроет...

— Ты что? Мерял подол моей бабы?

— Ладно вам!.. Болтают, что в голову взбредет!

— Куда радио тащить?

— Вот радио — да, радио послушаем...

Битюг, чвыркая через губу, угрюмо от двери:

— Культуру наводят!.. А осенью обратно по десять копеек на трудодень дадут!

Аппаратуру радиоузла вносят в кабинет Оленина, раскладывают на диване — больше негде. Книги сваливают в бухгалтерии.

Порогина умаялась, но горда: ее работа! Сколько раз ездила, выпрашивала, хлопотала и вот, пожалуйста, хоть с опозданием, а все же добилась.

Не переводя дух приступила к Чеснокову:

— Ну-ка, Дементий Яковлевич, вытряхивай свою шушеру-мишуру из шкафа! Освобождай место для литературы!

— Покупала книги — надо было и шкаф купить приличный, — проворчал тот недовольно. Подумал, показал рукой в угол. — Туда складывайте пока...

— Как бы не так! А отвечать кто будет, ежели сопрут?

— Дементии Яковлевич! — позвала Лиза. — Вы только взгляните, книги-то какие, а? Даже Вергилий есть!!

— Мой Вергилий — вот! — хлопнул тот ладонью по гроссбуху. — В нем жизнь истинная: и хорошее и плохое. Сочинять не нужно ничего.

— Как же так без Вергилия? Разве можно без древних классиков? — вопрошала невинным тоном Лиза, а глаза ее плутовски блестели. — Не освоив духовных ценностей и опыта прошлого, мы не сможем решать проблемы будущего. Сухой бухгалтерский отчет не в состоянии отразить все многообразие нашей жизни...

Чесноков даже привстал.

— Что-что?

Сунул карандаш за ухо, посмотрел на Лизу прищурясь.

— Да будет вам известно, уважаемый диалектик: бухгалтерия — не сухой отчет! Бухгалтер, если он настоящий, — в душе поэт и фантазер! Только в том случае он является настоящим бухгалтером! Только тогда способен увидеть глубже и дальше других.

Он еще раз ткнул пальцем в толстый гроссбух, изрек назидательно:

— Именно этакие произведения надлежит экранизировать в первую очередь!

Оленин засмеялся, удивленный необычной горячностью Чеснокова. «Никак придется выступать в роли миротворца... Шкаф Чеснокову тоже нужен: куда денешь документы?»

— Ладно, Марфа Даниловна, несите и книги ко мне. Обойдусь без кабинета. Позже найдем место всему.