Вера необходимо переходит в ненависть, а ненависть в преследование, если сила веры не встречает противодействия, не разбивается о другую, чуждую вере силу, О силу любви, гуманности и чувства справедливости. Вера неизбежно считает себя выше законов естественной морали. Учение веры есть учение об обязанностях по отношению к Богу высший долг есть вера. Обязанности по отношению к Богу превосходят обязанности по отношению к человеку настолько же, насколько Бог превосходит человека. Обязанности по отношению к Богу неизбежно сталкиваются с общечеловеческими обязанностями. Бог не только мыслится и представляется, как существо универсальное, отец людей, любовь — такая вера есть вера любви — он еще представляется, как личное существо, как существо само по себе. Следовательно, как Бог, в качестве существа, себе довлеющего, отличается от человека, так и обязанности по отношению к Богу отличаются от обязанностей по отношению к людям, и в душе вера обособляется от морали и любви.[191] Нельзя указывать на то, что вера в Бога есть вера в любовь, в добро, что вера есть выражение доброго чувства. Нравственные определения исчезают в понятии личности; они становятся второстепенным делом, простыми акциденциями. Сутью дела является субъект, божественное я. Любовь к Богу, как к существу личному, носит не нравственный, а личный характер. Множество благочестивых песен дышат любовью только к Господу, но в этой любви не обнаруживается ни малейшего следа какой-либо высокой нравственной идеи или настроения.
Вера есть наивысшее, потому что ее объектом является божественная личность. Поэтому она ставит вечное блаженство в зависимость от себя, а не от исполнения общих человеческих обязанностей. Но все, что имеет своим последствием вечное блаженство, неизбежно становится в глазах человека главным делом. Поэтому мораль, которая внутренне подчиняется вере, может и должна подчиняться ей и во внешнем, практическом отношении. Поэтому неизбежны л такие поступки, в которых обнаруживается не только различие, но и противоречие между верой и моралью — поступки дурные в нравственном отношении, но похвальные в отношении веры, целям которой они наилучшим образом служат. Все спасение заключается в вере; поэтому все зависит от спасительности веры. При опасности для веры, подвергаются опасности и вечное блаженство и слава Божия. Поэтому вера разрешает все, что способствует ее утверждению; ибо вера, в строгом смысле, есть единственное благо в человеке, подобно тому как сам Бог есть единственное благое существо, вследствие чего первая, высшая заповедь гласит: «веруй!»[192].
Но так как между верой и нравственным настроением нет никакой естественной, внутренней связи и так как вера по существу равнодушнак нравственным обязанностям[193], и она приносит любовь к человеку в жертву славе Божией, то именно поэтому от веры и требуется, чтобы она сопровождалась добрыми делами и проявляла себя актами любви. Вера безразличная в отношении любви противоречит разуму, естественному чувству справедливости человека, нравственному сознанию, из которого непосредственно возникает любовь, как закон и истина. Поэтому вера, в противоречии со своей сущностью, ограничивает себя моралью: вера, не творящая добра, не проявляющая себя актами любви, не есть истинная, живая вера. Но это ограничение не вытекает из самой веры. Независимая от веры сила любви предписывает ей законы; ибо здесь критерием истинности веры становится нравственное качество, истина веры делается зависимой от истинности морали — отношение, противоречащее вере.