Лихорадка прошла. У меня все еще кружилась голова, и я себя чувствовал разбитым, будто по мне проехался дорожный каток. Но глаза уже не слезились, стоило прочесть газетную страницу, и мигрень напоминала о себе только легкой ломотой в затылке. Я стал есть с аппетитом. Аннелизе баловала меня, пичкая невероятным количеством разнообразных лакомств, от которых мне не хватало духу отказываться. Было так прекрасно ощущать что-то, кроме боли.
Прослонявшись пару дней по дому в халате, я рискнул сделать вылазку во внешний мир. Мне было необходимо глотнуть свежего воздуха. И, не судите строго, затянуться «Мальборо».
Я надел толстые джинсы, свитер и ботинки, куртку на теплой подкладке и переступил порог, полный решимости, словно Харрисон Форд, отправляющийся на поиски Святого Грааля[61]
.Неверными шагами я дошел до ворот. Потрогал их и вернулся. Довольный этим свершением, уселся на ступеньку и позволил себе выкурить сигарету.
Солнце стояло высоко, такое яркое, какого я не видел уже много месяцев, и я подставил лицо ветру, доносившему запахи леса. Весна вступала в свои права. Кое-где виднелись еще пятна снега, особенно на обочинах, куда снегоочистительные машины сбрасывали его грязными, темными кучками, но природа пробуждалась.
И я вместе с ней.
Внезапно я почувствовал, что Аннелизе стоит позади меня.
— Думаю, я должен все тебе объяснить, — начал я.
Она грациозно расправила юбку, села рядом и положила голову мне на плечо.
Послышался резкий крик дрозда, захлопали крылья. Какая-то хищная птица парила в небе, по которому медленно плыли белоснежные облака.
— Скажи мне только одно, Сэлинджер, — проговорила Аннелизе. — Все кончилось?
Я обернулся.
Поглядел ей в глаза.
— Все кончилось.
Она заплакала. Обняла меня. Я смотрел на облака. Их можно было коснуться рукой.
Через два дня я пошел на прием к тому же специалисту, который поставил меня на ноги после 15 сентября. Когда я признался, что не принимал психотропных средств, которые он мне прописал, врач вспылил.
Я молча терпел излияния его гнева, все с тем же видом побитого пса, пока он наконец не успокоился, и тогда я объяснил, что принял решение продолжить курс, который даже и не начинал: для того и пришел сюда.
Объяснил, что мне нужно прийти в норму, а действуя на свое усмотрение, я ничего не добился.
Я не собираюсь накачиваться психотропными средствами, которые сделают из меня счастливого придурка (тут лицо доктора побагровело), но настала пора распрощаться с кошмарами и паническими атаками.
В каком-то смысле мы торговались, и это было смешно, поскольку человек в белом халате не пытался впарить мне подержанный автомобиль или абонемент платного телевидения, а попросту хотел, чтобы мне лучше жилось.
Он выписал мне легкие транквилизаторы и новое снотворное, чтобы ночи проходили спокойнее. Когда он прощался со мной, лицо его представляло собой огромный вопросительный знак.
Понятно, почему он сомневался, но истинную причину моего решения я открыть не мог. А она заключалась в том, что история Блеттербаха, история бойни на Блеттербахе свелась к файлу, который я открыл в ноутбуке и недавно отправил в корзину. Завершенный, отработанный документ.
Мне удалось.
Я рассказал историю Эви, Маркуса и Курта. А также Вернера, Ханнеса, Гюнтера, Макса, Верены, Бригитты, Манфреда, Луиса, Элмара. Биографию Зибенхоха.
Никто никогда не прочтет ее, и я никогда не сниму документальный фильм о моей злополучной вылазке, но какая разница? Я доказал себе самому, что еще способен делать то, что мне больше всего нравится: рассказывать истории.
Пора перевернуть страницу.
— О тебе позаботится фрау Гертруда, — сказал Вернер. — Тебе ведь нравится фрау Гертруда, правда, Клара?
Клара взглянула сначала на меня, затем на Аннелизе, потом робко кивнула.
— Она прочитала все книжки на свете.
Вернер развел руками:
— Вот видите? Никаких проблем. Приедете ко мне на ужин?
Пытаясь скрыть удивление, Аннелизе только и произнесла:
— Почему бы и нет?
— Молодец, девочка, — засмеялся Вернер и прижал ее к себе.
Потом исчез на своем джипе.
— Что, по-твоему, все это значит? — спросила Аннелизе, когда мы снова вошли в теплый дом.
— Откуда мне знать?
— Вы массу времени проводите вместе.
— Это правда.
— Я думала, вы о чем-то говорите.
Я обнял ее за плечи.
— Сколько можно объяснять тебе, золотце? Мужчины ни о чем не говорят. Мужчины ворчат и пьют пиво. Пардон, граппу.
Она не засмеялась.
— Он обожает общаться с Кларой. Мне кажется странным, что…
Я перебил ее:
— Вместо того чтобы задавать столько вопросов, почему бы тебе не порадоваться свободному вечеру?
Вернер ничего мне не говорил, но у меня были кое-какие мысли по поводу того, что затевает старик. Меня это напугало, не скрою. Но я сделал вид, будто моя голова занята другим.