Сущность зла

Я был весел, говорлив. Помог Кларе выбрать одежду для вечера, когда фрау Гертруда, библиотекарша в Зибенхохе, будет с ней сидеть. Эта дама в пальто из лодена[62] явилась к семи часам, и к этому времени моя дочь уже успела перебрать по меньшей мере триста вариантов (джинсы и свитерок — слишком по-домашнему, зеленая юбка — для ужина в ресторане, может, красная…), а у меня, хоть я и был с виду беспечен, нервы были натянуты как струна.

Нам с Аннелизе предстоял ужин не обычный, а прощальный, который украсит парой лишних морщин лицо моей любимой.

Я держался.

5

Вернер открыл дверь, и мы пожали друг другу руки. Он пытался поймать мой взгляд, но я отвел глаза.

Поболтали о Нью-Йорке, о Зибенхохе. Поговорили о Кларе, о том, что в сентябре она пойдет в школу. О фрау Гертруде.

Все было как всегда.

Вернер заметно похудел, но когда он вышел, чтобы вынуть десерт из холодильника, я сделал вид, будто удивлен наблюдениями жены.

— Вернер? — переспросил я. — Мне кажется, он превосходно себя чувствует.

Бодрячок: ни дать ни взять сломанные зомби с фотографий в шкатулке сердечком.

Я об этом только подумал, но ведь подумал все-таки.

Когда мы съели сладкое, Вернер протянул Аннелизе небольшую коробочку в подарочной упаковке.

— Это тебе. От меня и от Герты.

Она заморгала, смущенная:

— Что это?

— Разверни.

Аннелизе взглянула на меня, пытаясь понять, знаю ли я, что в коробочке. Я понятия не имел, поступок Вернера застал и меня врасплох.

Аннелизе сняла ленту, потом веленевую бумагу. В коробочке лежали карманные часы. Круглые, с простым белым циферблатом. Крышка серебряная, поцарапанная во многих местах. Римские цифры, стрелки готического рисунка.

Аннелизе в недоумении уставилась на часы.

— И что мне с ними делать, папа?

— Они твои, — сказал Вернер самым серьезным тоном.

— Спасибо, но…

Аннелизе наконец заметила торжественное выражение на лице Вернера.

Вот оно, начинается, подумал я.

Даже испытал некоторое облегчение. Моя роль в представлении закончилась.

Я мог уйти с подмостков, спрятаться за кулисами и готовиться подбирать осколки разбитого сердца моей жены.

— Эти часы принадлежат нашей семье больше столетия. Посмотри на крышку.

Аннелизе вслух произнесла дату:

— Двенадцатое февраля тысяча восемьсот сорок восьмого года.

Вернер кивнул:

— Это был подарок на свадьбу. С тех пор часы переходят от отца к сыну. Сегодня я дарю их тебе.

— Они прекрасные, папа, но…

— За ними нужен уход, механизм капризный. Каждый вечер ты должна заводить их, как до сих пор делали все Майры. Иначе механизм придет в негодность.

— Папа…

Аннелизе побледнела.

Вернер улыбнулся ей с нежностью и бесконечной печалью.

— Я умираю, девочка моя.

Аннелизе, будто внезапно испугавшись, положила часы на стол.

— Мое время истекает. Поэтому я хочу, чтобы ты взяла эти часы. Знаешь, почему их нужно заводить каждый вечер? Чтобы оберегать течение времени. В точности эти слова сказал мне отец, когда подарил мне их. Где только он вычитал такую фразу. Может, и сам придумал, кто знает. Мы, Майры, всегда были немного странные. Немного безумные, немного наивные. Он хотел сказать, время требует заботы.

— Папа, — прошептала Аннелизе, и ее глаза наполнились слезами. — Ты ведь на самом деле не умираешь. Ты — Вернер Майр, ты не можешь умереть. Это знают все в Зибенхохе, ты… ты…

Вернер кивнул:

— Помнишь, я упал на чердаке и потом поехал к врачу? Врач поступил так, как поступают все врачи в подобных случаях: отправил меня к коллеге, тот — к другому и так далее. Только вот лицо очередного врача, к которому я попадал, вытягивалось наподобие лошадиной морды. Наконец тому, кто вытянул короткую спичку, пришлось взять на себя эту головную боль и объявить диагноз. У меня рак в костях. Неоперабельный. Неизлечимый.

Казалось, будто незримый вампир выпил у Аннелизе всю кровь, до последней капли.

— Ты не можешь оставить меня одну, — прошептала она.

— Я не оставляю тебя одну, девочка моя. У тебя есть муж и дочь. У тебя есть твоя жизнь. — Он взял часы со стола, вложил ей в ладонь и прижал пальцы. — Тебе останется много дел, чтобы их переделать; вершин, чтобы на них взобраться; битв, которые ты выиграешь… или проиграешь, но лишь затем, чтобы обрести немного больше мудрости. Уверен, судьба прибережет для тебя пару солнечных дней, чтобы согреть кости в ту пору, которая наступит и для тебя, когда время измеряется минутами, а не годами. А в конце ты возьмешь эти часы, сделаешь упаковку красивее моей и подаришь их Кларе.

— Но я… — твердила Аннелизе, качая головой. — Я бы не знала, что сказать. Я… — Видно было, что она пытается заговорить болезнь, чтобы та оставила Вернеру еще немного времени.

— Придет срок, и узнаешь, — заключил старик.

Аннелизе бросилась ему на шею точно так же, как Клара, когда она напугана, бросается на шею мне. Только тут на груди отца рыдала не девочка, а взрослая женщина, которую я любил и клялся защитить от любой беды.

Клятва, которую нельзя исполнить.

Дьявол всегда смеется последним, говорил Krampusmeister.

Я встал, чувствуя себя как водолаз на дне моря.