Сущность зла

Ласковая, теплая осень, наши прогулки, а главное, общество Клары, которая болтала без умолку, буквально забрасывая меня словами, действовали лучше любого психотропного препарата.

Кошмары все еще снились, и порой шелест приковывал меня к месту, но это случалось все реже и реже. Мне удавалось даже отвечать по электронной почте на вопросы Майка: он тем временем вернулся в Нью-Йорк и занялся монтажом фильма «Во чреве Бестии». Пусть я наотрез отказывался просмотреть хотя бы один фрагмент, зато охотно и с удовольствием давал советы. Мне это шло на пользу: я снова чувствовал себя живым. Я хотел поправиться. Мир Б, в котором я был трупом, больше не привлекал меня. Ведь тот мир не был реальным. Нравится мне это или нет, но я выжил.

Белокурая девчушка пяти лет от роду дала мне это понять.

4

Октябрь уже подходил к концу, когда Клара, вместо того чтобы, как обычно, водить пальчиком по путеводителю, уселась ко мне на колени и с серьезным видом заглянула в лицо, сделав большие глаза.

— Я хочу кое-кого навестить.

С театральным размахом я обернулся к Аннелизе, которая читала книгу, свернувшись на диване, подогнув под себя длинные точеные ноги, и спросил:

— Есть что-то такое, в курсе чего должен быть покорный слуга?

— В каком плане?

— В таком плане, в каком всякий уважающий себя отец должен быть осведомлен.

Я услышал, как Клара захихикала: уж больно потешно я выражался. Такую манеру изъясняться я называл «Чарли, дворецкий в английском доме». Остротой ума дочка явно пошла в мать.

— Объясняюсь. Наша первородная дочь, Клара Сэлинджер, здесь присутствующая, пяти лет, я подчеркиваю: пяти, только что выразила желание навестить кое-кого из знакомых. Полагаешь ли ты, что речь идет о Роберто, сыне Мартина?

— Он слег со скарлатиной.

— Тогда, может быть, под «кое-кем», местоимением неопределенным, а значит, нейтральным, наша дщерь подразумевает Элизабет? Эту милую, симпатичную девчушку, которую однажды от души стошнило на брюки покорного слуги?

Аннелизе захлопнула книгу, уже не в силах сдерживать веселость.

— Боюсь, между Кларой и Элизабет возникли небольшие разногласия.

— Прекратите вы, оба! — рассердилась Клара. — Не люблю, когда вы надо мной смеетесь.

При взгляде на ее огорченное личико мы неудержимо расхохотались.

— Прости, солнышко. Вот только… я правильно расслышал? Ты хочешь кое-кого навестить? И кто же это?

— Друг.

— Друг?

— Его зовут Йоди.

— Что за имя такое — Йоди? — растерялся я.

— Йоди очень хороший. И очень старый, — прошептала она, — только не надо говорить об этом вслух. Йоди как дедушка, ему не нравится это слово.

— Шесть нелицеприятных букв: «старый».

— Что значит «нелицеприятный»?

Ответила Аннелизе:

— «Нелицеприятный» значит немного обидный. По-немецки Empfindlish. — Мы упорно стремились к тому, чтобы Клара, подрастая, осваивала три языка, на которых говорили ее родители. — По-английски…

— Susceptible, — закончил я за нее.

После долгой паузы Клара изрекла:

— Четырнадцать. Четырнадцать букв, папа!

— Потрясающе. Но ты мне хотела рассказать о Йоди.

— Если хочешь, я тебе его покажу.

— У тебя есть фотография?

Вместо ответа Клара юркнула к себе в комнату и скоро вернулась, хотя мы с Аннелизе успели обменяться недоуменными взглядами.

— Вот Йоди. Правда прелесть? — спросила Клара, протягивая мне книгу.

Йоди был окаменелостью. Аммонитом, если точнее.

— Мы пойдем навестить его, папа?

— С удовольствием; кто знает, сколько всего он повидал за… — я прочел подпись под иллюстрацией, — двести восемьдесят миллионов лет. Но где же нам искать нашего нового друга?

Ответила Аннелизе, которую все это забавляло:

— Я знаю где. На Блеттербахе.

— Ради бога, что это за Блеттербах такой?

И Аннелизе, и Клара уставились на меня так, будто я задал самый дурацкий в мире вопрос. И были правы. Дело в том, что вещи, особенно находящиеся прямо перед носом, обычно ускользают от меня. Уж так я устроен.

Блеттербах был вокруг нас, привлекал туристов, выкачивая из них средства и переливая их в вены местных общин. Не только Зибенхоха, который получал наибольшую выгоду от этого денежного оборота, поскольку находился в двух шагах от Туристического центра, но и таких селений, как Альдино (по-немецки Альдейн), Салорно (по-немецки Салурн), Чембра и Кавалезе (эти два, располагаясь вблизи Тренто, избежали двойного наименования), Ора (это, напротив, принадлежит к провинции Больцано, следовательно, носит также имя Ауэр), Нова-Поненте (Дейчнофен), Нова-Леванте (Вельшнофен) и прочих крохотных скоплений домишек и церквушек (на местном диалокте Hittlen und Kirchln).

Территория вокруг Зибенхоха, около шести тысяч гектаров лесов, рощиц и скал, входит в природный заповедник Монте-Корно. В центре заповедной зоны, под самой горой Монте-Корно, то есть Корно-Бьянко (Вейссхорн по-немецки), имеется каньон длиной восемь километров и глубиной более четырехсот метров.

Там струится поток, давший каньону имя: Блеттербах.