— Я не сыщик, Бригитта. Не умею проводить допросы. Лампа в глаза и все прочее, что показывают в кино. Я не такой. Я научился слушать людей. Я у них брал интервью, долго с ними беседовал. И заставлял их выкладывать то, что они и не думали поверять постороннему. Работа у меня была такая.
Бригитта осклабилась:
— Совать нос в дела, которые тебя не касаются?
— Слушать людей. Наблюдать за ними. Понимать, когда они говорят правду. А ты мне солгала. Пей. Это поможет тебе облегчить совесть. Знаю: ты умираешь от желания выпить.
Бригитта швырнула в меня бокал. Я отпрянул в последнюю секунду, но тут она набросилась на меня. От нее разило спиртным и потом. Но сил было мало. Годы злоупотреблений подорвали организм. Я быстро овладел ситуацией. Схватил ее, усадил на диван. Я выпустил ее руки. Бригитта скорчилась в позе зародыша, закуталась в одеяло. Кинула взгляд, полный ненависти.
— Давай бутылку, кусок дерьма. Уж попользуюсь, раз такое дело.
Да простит мне Бог, но, протягивая ей «Четыре розы», я улыбался.
Двух глотков оказалось достаточно, чтобы успокоить ее. После четырех всякая боль прошла, веки отяжелели, челюсть отвисла. Я вырвал бутылку у нее из рук.
— Отдай.
— Ты ненавидела Эви, правда?
— Отдай бутылку.
Я вернул ей выпивку, но следил, чтобы она не переусердствовала. Она не нужна мне пьяная в стельку. Я позволил ей сделать глоток, потом снова забрал бутылку.
— Как ты это понял?
— В этом твоем альбоме — не достижения Эви. А пропащая жизнь Бригитты.
— Ты настоящий джентльмен, Сэлинджер, — проговорила она с сарказмом.
— А ты путаешься с братом погибшего жениха.
Бригитта пристально на меня взглянула:
— Ни хрена ты не понял, Сэлинджер.
— Тогда просвети меня.
— Давай сюда бутылку.
Я дал. Закурил «Мальборо».
— Я не всегда ее ненавидела, — начала Бригитта, не сводя глаз с прозрачной жидкости. — Она была моей лучшей подругой. Нам было хорошо вместе. Мы дополняли друг друга. Она — день, я — ночь. Мы придумали великий план.
Бурбон потек у нее по подбородку. Небрежным жестом она смахнула капли.
— В тот год, когда она оканчивала школу, мы только и делали, что говорили об этом. Наш, только наш секрет: это было здорово. Мы были готовы броситься навстречу приключениям, мы себя чувствовали особенными. Сообщницами. Мы копили деньги. Все было готово. Мы хотели уехать. Убраться отсюда. Вместе, вдвоем.
— А Маркус?
— Он бы приехал к нам в свой восемнадцатый день рождения.
— Куда вы собирались уехать?
— В Милан. Столица моды, в газетах об этом только и писали. Я бы пошла в модельный бизнес, а Эви училась бы на геолога.
— Эви оставила бы мать одну?
— Ее мать была спившейся шлюхой, Сэлинджер. Выбора не было. И потом, Эви говорила, что, окончив институт, пойдет работать и поместит ее в клинику. Милая Эви, она всегда находила выход из положения, — заключила она с горечью.
— Она в самом деле в это верила или просто оправдывала себя?
— В самом деле верила. Она грезила с открытыми глазами, но никогда не лгала. Но знаешь, от этого было еще хуже. Я потом поняла. А тогда мы были воодушевлены, счастливы. Потом она встретила Курта и влюбилась.
— А ты оказалась не у дел.
— У тебя хорошая память, Сэлинджер, — подмигнула Бригитта, наливая себе еще бурбона.
— Такая работа.
— Когда она уехала, я возненавидела ее. Всеми силами души. Меня бросили, понимаешь? Она сказала, будет мне писать, будет звонить каждый день. И вначале, в первый год по крайней мере, так оно и было. А потом… это не могло долго длиться. У нее был Курт, была новая жизнь в Инсбруке, а я…
— А ты?
— Я сорвалась с тормозов. Стала шлюшкой Бригиттой. На всякие толки плевать хотела. Пила вволю, трахалась со всеми, у кого стояло. Была обижена, зла на весь мир. Работу в Альдино потеряла, но нашла другую, более денежную. Ночной клуб в Больцано. Вертела задом на сцене, терла сиськами по рожам этих маньяков и напивалась в стельку. Мне причиталось десять процентов от стоимости заказанного, а чаевые мы, девушки, клали в общий котел и в конце недели делили. — Она помолчала. — Еще причиталось за дополнительные услуги, но это уже лично мне.
— Дополнительные услуги?
— Я занималась проституцией. С восемьдесят четвертого подсела на кокаин. Волшебный порошок прогонял дурные воспоминания, и я просто искрилась энергией. Ни боли, ни сожалений. Одна эйфория.
— Кокаин дорогой.
— Еще какой дорогой.
Бригитта закрыла глаза. Скривилась, почувствовав, как обжигающий глоток бурбона проходит по горлу и опускается в желудок.
— Когда Эви умерла, я была счастлива. Мою лучшую подругу разрубили на куски, а что сделала я? Взяла машину и спустилась в Больцано. Так нанюхалась кокаина, что чудом не угодила на кладбище. Даром раздавала порошок всем, кто хотел. В какой-то момент очнулась голая на полу, рядом — пять мужиков как минимум, которые напивались и трахали меня. Потом кто-то дал мне еще дорожку, и больше я ничего не помню.
— А Гюнтер?
— Гюнтер — ангел. Это он снял меня с кокаина.
— Но не с алкоголя.
Бригитта помотала головой: