СУСЛО

Мальчик не выдержал, и первый побежал к ней, мы вдвоём направились за ним. Этот цветок был намного больше своего соседа: он был выше моего роста, его длинные и тонкие листья неестественно двигались, словно живые, на его стебле вверху распустился воистину огромный для орхидеи белый цветок с фиолетовыми жилками, около которого кружили бабочки-махаоны. Одна из бабочек отлетела от соцветия и села на руку мальчика, он радостно взвизгнул, вытянул руку вверх, и бабочка улетела. Воздух вокруг соцветия был горячим и дрожал, как бывает поднимаются раскалённые струи знойного летнего воздуха от горячих камней. Меня окликнула женщина и указала на поле. Всюду в разные стороны то здесь, то там по полю были насажены дико цветущие орхидеи. Я с горечью и бессильной тоской для себя отметил, что тракторист, который будет косить поле, сочтёт эти цветы сорняками и скосит их под одну гребёнку вместе с овсом, стараясь выполнить план или добиться максимальной прибыли с квадратного метра – неважно – орхидеи погибнут при любом раскладе.

Дорога увела нас далеко в поле, и мы вышли на пригорок или холм. Видимо, эта возвышенность была самым высоким местом на поле, поскольку с макушки холма хорошо просматривалось всё поле, выход из кроличьей норы и серый город, уходящий в низину и дальше за горизонт. Занятно, но отсюда, с этой макушки поля было отчётливо видно, что никакого дождя в небе над городом нет: небо такое же ясное, как и над полем, а вот на уровне самых высоких крыш и их пиков, казалось бы, беспричинно начинается дождь. Ведь и в самом деле: дождь шёл ни по тому, что небо было пасмурным, ни потому, что бог прогневался на горожан, и даже не потому, что оптимистам нужен был полный стакана слёз пессимистов – дождь шёл, так как все поголовно верили в открытые хляби небесные, дружно и тотально, не сговариваясь, а подсознательно чувствуя, что дождь обязательно нужен. Бедные и промокшие до костей слепцы… Вера в вечный дождь и страх перед солнцем – это всё, чем богаты серые городские карасики. И согласитесь, как жестоко узнать, что дождя нет. Как страшно представить, что кроме дождя может быть и солнце! Как страшно предположить, что нет и города, и горожан, и этих накренённых мостовых, и вечно серых стен и судеб – есть только солнце, сплошное опустошающее безбрежное солнце. Я постоял ещё несколько минут на возвышенности, потом внезапно вспомнил, что мы оставили вещи на остановке. Я тот час же окликнул мою спутницу и сказал:

– Нам нужно возвращаться! Сумки! У меня совсем вылетело из головы!

Она вяло и наигранно удивилась, улыбнулась, махнула рукой, затем поразмыслила и протянула в ответ:

– Сумки … Сумки … Ну ладно, пойдём за твоими сумками! Нам и вправду пора идти.

И мы отправились вниз, по направлению к обратному входу кроличьей норы. Мальчик бежал впереди и с интересом рассматривал каждую орхидею на пути ко входу. Мы вернулись к проёму в бетонной стене – вход с этой стороны выглядел так – и нырнули во тьму.

Я проснулся. За окном барабанил в стекло дождь, город уныло тонул в серых утренних красках тумана и дождя.