СУСЛО

Единственным сухим местом, откуда можно было наблюдать серый абсурд, была остановка – маленький клочок относительно сухого места, где мы и стояли. Вот ведь ирония: самым сухим и чистым местом в любом городе, даже этом, будет всегда заплёванная и заблёванная человеческими выделениями остановка городского транспорта, только потому, что именно с остановки и можно уехать, покинуть город, тем самым очистив любой город от своего присутствия. Долго стоять было нельзя: двух бомжей уже пожрал дождь, подступавший всё ближе и ближе к нам, пожиравший всё больше и больше с трудом отвоёванного у дождя пяточка суши. Но выход был. Под остановкой чернела кроличья нора, из которой сквозило тёплой сыростью, ржавчиной, прелым деревом и ещё чем-то неестественно непонятным. Нам, как и полагается трамвайным зайцам, следовало аккуратно провалиться до самого дна норы. Мы втроём опускались след в след по ступеням из досок из страха, рассыпавшихся рыхленьким прахом. Как и все лестницы города, одни – в никуда вверх, другие – по конкретному адресу вниз, наша лестница не была какой-то особенной, и тоже опиралась на кроличьи страхи местных грызунов. Однако, шаг за шагом, мы уверенно спускались во тьму по зыбким ступеням страха. И когда тьма нас полностью поглотила, растворила точно так же, как растворяет серый дождь своих серых горожан, вдалеке забрезжил слабый свет, который в ту же секунду превратился в ослепительно яркий луч летнего солнца, согревающий тело ровно так же, как согревали душу Цветаева или Есенин в адовом морозе ещё не окрепшего, но уже готового убивать несогласных социализма.

Мы очутились на просёлочной дороге, что было в целом не удивительно, поскольку любая кроличья нора рано или поздно обязательно выводит даже таких трусливых трамвайных кроликов как мы на хорошо освещённую просёлочную дорогу. Под ногами лежал плотно укатанный трактором или грузовиком тракт, вяло огибавший огромное поле. В нос сразу же ударил целый букет ароматов на контрасте зловоний и смрадов, окружавших в потёмках меня и моих спутников. Как я могу объяснить вечно мокрому горожанину запах поля? Ну, скажите мне на милость! Эта попытка сродни тому, как если бы я попытался рассказать ребёнку или рабу в Платоновой пещере про огонь, который реален, обжигает, но чтобы его понять, нужно сунуть руку в костёр. И другого способа нет! Поэтому довольствуйтесь своим собственным воображением касательно дальнейших запахов и прочих туманных, но вполне конкретных чувств. Поле было огромным, сплошь усеянное золотисто-жёлтым овсом. К месту будет отметить, что овёс был первосортным: все колоски как на подбор спелые и наливные, одинакового размера и одинаковой высоты. Нет, это точно что-то необычное: каждый колосок будто бы клонировали или дублировали, взяв за образец чуть ли не идеал абсолютного овса. Это обстоятельство не просто бросалось в глаза – оно накидывалось своим сюрреализмом и призывало всех селекционеров планеты немедленно устроить тут свой важный саммит по разведению овса, или что они там устраивают или разводят. Мы пошли по этой витиеватой и хорошо утоптанной дороге. Справа вырастали из далёкого горизонта ряды причудливо сплетённых акаций и не менее причудливо сплетённых в живую изгородь кипарисов, а слева – поле, сплошное безбрежное поле. Дорога увлекала за собой, и наши безвольные ноги сами зашагали по просёлочному тракту. Летнее цветение разнотравий в лесополосе колючей южной растительности и тихий гул мириады мелких насекомых слились воедино с лучами такого же летнего солнца и практически мгновенно стёрли все предшествующие воспоминания серого города и серых дождей. Здесь на поле нам казалось, что никогда не было ни этого дождя, ни серого города, что всё это приснилось, а единственно верный ответ на тени памяти о дожде – это солнце, сплошное безбрежное солнце. Вдалеке слева около обочины поля показался замысловатый цветок, явно несвойственный местным ландшафтам. Мы его заметили вместе, разом, не оглядываясь и не сговариваясь, и разом направились к нему. Подойдя ближе, нам удалось его рассмотреть: это была орхидея, довольно маленькая, на хрупком стебле, но всё же орхидея. Как странно, мне сразу пришло в голову, что она совершенно не уместна на этом поле. Словно сорняк на фоне чистого ровного и сплошь однообразного овса орхидея смотрелась нелепо. Но неуместно красивый тропический сорняк приковал к себе все взгляды и сосредоточил вокруг себя наши мысли и переживания о его дальнейшей судьбе.

– Смотрите! – воскликнул мальчик и указал пальцем на вторую орхидею.