В институтах судачили, что зелёная кнопка не работает без красной, как не работает магнит с одним полюсом. И даже Министерство Истины разразилось серией служебных разоблачительных статей о природе красной кнопки. Луганские гадалки и алтайские шаманы считали, что красная кнопка обладает полумистической природой, и настанет день, когда все кнопкодавы разом нажмут красную кнопку, в результате чего хляби небесные разверзнутся, и саранча поглотит кубанские поля. Многие священнослужители, обитающие около Капища Кнопкодавов, разделяли этот взгляд на проблему, хотя никаких (даже псевдонаучных!) оснований для этого не было.
Что же касается меня, то я придерживаюсь самой консервативной версии. Представьте, что красной кнопки нет. Да, это сложно, но порочная фантазия даже самого убогого кнопкодава способна и на такой подвиг воображения. Что тогда? Что прикажете делать кнопкодаву, который наслушался около либерального бреда и обнаружил в себе латентного демократа, и всеми своими помыслами устремился в запретные сады свобод и вольностей? Как ему поступить? Ох хочет нажать на красную кнопочку. Он ежедневно думает и представляет, как завоет сирена, как он будет отруган Верховным Кнопкодавом, да будет басист его голос. Он жаждет совершить этот сладостный преступный акт, но кнопки нет! Не далёк тот день, когда он замыслит поделиться своими мыслями с другими кнопкодавами, ненароком, скажем, за телефонным разговором или в кулуарной беседе. И что тогда? Во что превратится Капище Кнопкодавов? Представили это безумие? То-то же! Поэтому наличие красной кнопки есть промысел великого гения Верховного Кнопкодава, да будут рельефными его извилины. Поэтому Капище Кнопкодавов живёт и процветает без малого век, и намеренно процветать и далее.
Ну а вы что думаете, зачем нужна красная кнопка кнопкодаву?
ПУТЬ К ОРХИДЕЯМ
Остановка была единственным сухим местом, относительно комфортным, чтобы под её зонтиком наблюдать дождь. Дождь лил отовсюду: вокруг нас, под ногами, сверху, внутри, снизу, и даже под зонтиком остановки, хоть капли дождя сюда и не проникали. Для континентального климата это очень редкое явление: сплошная равномерная стена дождя, достаточно насыщенная и продолжительная, чтобы скрывать за своей вуалью соседние здания чужого серого города, но давать намёки на их существование в виде серых силуэтов крыш и минаретов. В литературе есть замечательная фабула: серый город – это некоторый собирательный образ злободневного скучного негатива, который у каждого горожанина свой, но, тем не менее, в это же время общий для всех. И писатели часто грешат использованием подобных, с позволения сказать, стереотипов для пущей яркости серых красок картины. Но тут дело иное. Город и в самом деле серый, но этой серости так много, и она такая разная, что создаёт действительное ощущение наполненности красками замысловатой картины старого художника-дальтоника, который знает все искусства построения убедительных иллюзий, но волей судьбы вынужден создавать свои полотна в серых тонах. И дождь, ливший отовсюду прямо в душу, разливал эту серость по стаканам местных оптимистов, которые всё равно были наполовину пусты и были такими же серыми, как и вся картина. Дождь уравнивал всех своей стеной, пожирал прохожих, растворял детей и редкие пятна солнца, растекавшиеся по сильно накренённым мостовым. И сам город был неестественно вывернут наружу: улицы заходили на крыши и пролегали сквозь квартиры, крыши спускались в канализации, хлипкие лестницы, ведущие к окнам многоэтажек, держались на ржавой вере в дождь и тотальным страхом перед солнцем. Но жители не замечали этой неестественности из-за пелены дождя, и продолжали убеждать друг друга в том, что всё в порядке, что так и должно быть, и во веки веков…