Девчонка дышала часто, задыхаясь, он двигался, не жалея ее — так, как хотел. На этот раз она была готова принять его, и нежничать было ни к чему.
А когда в теле Сванхильд забилась кольцом судорога, поймал ее ладони, притиснул к постели и замер ненадолго. Глядел ей в лицо, ощущая, как собственные губы кривятся в улыбке…
Взгляд синих глаз был затуманенным, выдохи — стонущими. Харальд дождался последнего биения в ее теле, почувствовал своим мужским копьем, как она расслабляется, становясь мягкой, мягче шелка.
И продолжил двигаться, идя уже к своему удовольствию.
Когда Харальд ушел, Забава еще какое-то время лежала, тихо дыша и глядя на светильник, горевший на полке напротив.
Было хорошо. Внизу живота плескалось тепло, медовое, нежное…
И ничего больше она сейчас не чувствовала. Ни зудящей болезненности в рубце, ни тянущей боли в ноге.
Затем Забава вспомнила о Красаве, о том, что собиралась ее сегодня навестить. Поднялась со вздохом.
Боль в ноге вернулась, едва она наступила на ногу. Забава кое-как оделась, ополоснула лицо, накинула плащ. Вышла — и сразу за дверью наткнулась на пару рабынь.
Те коротко поклонились, забормотали что-то.
Спрашивают, что она прикажет, поняла Забава.
— Подождать тут, — сбивчиво сказала она.
И заковыляла по проходу.
Охрана увязалась следом.
Красава сидела на нарах, спиной к выходу. Чесала волосы гребнем, снова и снова. Хотя они и так блестели — похоже, проходилась она по ним гребнем беспрерывно.
Худая рука двигалась неровно, дергано.
Наверно, из-за рубцов на спине, подумала Забава. У нее самой был лишь один, на плече — но все равно болит, когда руку поднимаешь. А у Красавы вся спина иссечена.
— Красава, — окликнула ее Забава, подойдя поближе. — Как ты?
Сестра обернулась, посмотрела зло и радостно одновременно. Голубые глаза тут же наполнились слезами.
— Забава? Забавушка… садись, сделай милость. Не убегай сразу-то.
Забава покосилась на трех стражников, вошедших следом за ней в рабский дом. Повернулась, чтобы сесть. Больная нога в последний момент подвела, и она, оступившись, почти упала на край нар. Скривилась, с болезненным выдохом вытянула перед собой ногу…
— Побил, что ли? — жадно спросила Красава, ткнув рукой в повязку, белевшую в разрезе сапожка, сейчас выглянувшем из-под подола. — Ярл Харальд-то?
На лице у нее светилась такая надежда, что Забава чуть было не сказала "да". Лишь затем, чтобы Красаве стало полегче. Чтобы у нее от сердца отлегло, обиды поубавилось.
Но возводить напраслину на Харальда не хотелось. И Забава ответила:
— Нет, он меня не бил. Но нога после его руки болит, это верно. Спасать меня кинулся, когда я с корабля прыгнула…
— Он, — счастливо протянула Красава. — Только ты признаться не желаешь. Нос задираешь, чтобы передо мной павой выступать — а саму, небось, ярл ногами топчет. Говорила же карга старая, что он своих баб бьет. Вот уже и за тебя принялся. Недолго же ты радовалась. А меня бы он не бил, точно знаю. Уж я бы ему угодила. И телом белым, и лаской…
Возражать ей желанья не было, и Забава со вздохом согласилась:
— Тебя Харальд не бил бы, Красава. Как ты? Спина болит?
— Как огнем жжет, — сварливо ответила сестра. И плаксиво добавила: — Все тело болью опоясывает, и днем, и ночью. Как двинусь, так хоть криком кричи. Все по твоему наущению… по твоему велению. А теперь ты и носа ко мне не показываешь.
— Ярл Харальд в поход ходил, — пояснила Забава. — Меня с собой брал. Он только вчера вечером вернулся. И я с ним.
Она замолчала, не желая ни объясняться, ни оправдываться. Красава скривилась.
— В поход, говоришь… знаешь, попросить тебя хочу. Ярл-то еще не передумал на тебе жениться?
— Да вроде бы нет, — ответила Забава.
И, не отводя взгляда от сестры, подумала — жалко ее. Не так сильно, как бабушку Маленю, конечно. Но все равно жаль. Потому что Красава словно увечная. Смотрит на всех — а никого не видит. Только себя.
Как такую не пожалеть?
— Упроси его, — жарко зашептала Красава. — В ноги кинься… поклонись до полу, как моя матушка кланялась батюшке. Поклонись, спина-то не обломится. Пусть ярл Харальд меня в Ладогу отправит. Чужане на своих кораблях туда часто ходят… он тут ярл, сила у него немалая. А то и свой корабль может послать. Тут ими весь берег заставлен, все равно без дела стоят. Меня когда сюда привезли — я все видела. Упроси, Забавушка. Сделай милость.
Оно хорошо бы, безрадостно подумала Забава. В рабынях у Красавы житье будет нелегкое. С родной матушкой оно всяко лучше.
Да еще в родных краях. В Ладоге…
Видение бабки Малени, с радостной улыбкой идущей к другой стороне корабля — и шепчущей на ходу про Орешную весь, вдруг встало у Забавы перед глазами. И она, неожиданно решившись, выдохнула:
— Я его попрошу, Красава. Только обещать ничего не могу. Вряд ли он согласится.
Губы Красавы задрожали, по щекам потекли слезы.
— Поклянись… жизнью своей поклянись, Забава, что попросишь. Да в ноги, в ноги ему кинься… мужики это любят. Не тешь гордыню-то, спина небось не переломится. Она у тебя здоровая, не то что у меня. Клянись, что упросишь.