Свадьбы не будет, светлый!

– Зажмурьтесь, – шепотом скомандовала я и отвернулась.

Услышала тихое хмыканье.

Я аккуратно отвела в сторону ветку тополя и осмотрела залитую скудным лунным светом поляну.

Парочка устроилась на траве, переплетясь конечностями так плотно, как будто у них в родне были осьминоги.

Я смотрела на обнаженную мужскую спину и думала, что послать в нее фаербол – будет как-то мелко и предсказуемо.

Нужно придумать что-то поизящнее.

Но что?

– Готфрид… – выдохнула женщина.

Как ей пришло в голову встречаться с кем-то, носящим такое дурацкое имя? Гот-фрид. Звучит как название одного из блюд Ренфилда, которые он готовит в редкие минуты вдохновения и есть которые совершенно невозможно.

– Да, моя барабулька…

– Ты ведь на мне женишься? Мой отец…

– Конечно, дорогая.

Ответ прозвучал уж очень поспешно.

Еще более поспешно хитрый Готфрид потянул вверх юбку «дорогой».

Я прищурилась. Так-так-так…

– Давай подождем до свадьбы? – выдохнула женщина, и Готфрид замер. – Ты поговоришь с моим отцом, он благословит нас, и мы поженимся.

– Зачем ждать, если мы любим друг друга?

Исподняя сорочка женщины задралась, обнажая стройные ноги.

А Готфрид не промах!

Интересно, скольких еще женщин он водит к реке?

Кажется, мое вмешательство здесь не требуется, все и так идет как нельзя лучше. Коварный соблазнитель, невинная обманутая женщина…

Тут вмешиваться – только все портить.

Я наклонила голову. Мы находились в той части столицы, которая принадлежала темным магам. Светлые почему-то считали, что мы портим жизнь обычным людям, которые живут здесь.

Но секрет состоял в том, что по большей части мы были слишком ленивы, чтобы вмешиваться в дела обычных людей.

Они и сами неплохо справлялись.

Вот как сейчас.

И все-таки именно сейчас хотелось бы как-то вмешаться.

И совсем не потому, что внутри вдруг кольнуло острым чувством несправедливости.

Просто… почему бы и нет?

Я обернулась к Лайтвуду, но не успела даже рта открыть, потому что он как раз в этот момент щелкнул пальцами, и белая искра, отделившись от его руки, ударилась прямо в спину Готфрида.

Это еще что?

– А ты и так на все согласна, – вдруг сказал мужчина.

Влюбленные замерли.

– Готфрид? – переспросила женщина дрогнувшим голосом.

– Зачем ждать, если ты и так на все согласна. – Готфрид зажал себе рот, но слова все равно сыпались из его рта: – А жениться я вообще не собираюсь, зачем, если в реке еще столько рыбы. Ты даже не самая хорошенькая.

– Что?

Повисшую тишину разрезал звук пощечины.

Лайтвуд хмыкнул, скрестив руки на груди.

Женщина, оттолкнув беднягу Готфрида, вскочила, одернула платье резким, наполненным гневом жестом.

– Подлец!

Новая пощечина. Ауч! Больно, должно быть.

Я довольно улыбнулась.

– Но, барабулька…

Женщина уже не слушала. Поправив одежду, она зашагала по тропинке прочь от реки, а Готфрид так и остался стоять, изо всех сил зажимая руками рот.

Вид у него был жалким.

В этот момент Лихорадка, должно быть, решила, что события развиваются как-то медленно и идут не в ту сторону – все до сих пор живы и целы, а это неправильно.

Она с задорным ржанием выскочила из-за деревьев и направилась к растерянному Готфриду, улыбаясь во все свои острые, как бритва, зубы.

Закричав, Готфрид бросился бежать, придерживая брюки.

Лихорадка, радостная, – за ним.

– Только не ешь кости! – крикнула я. – Живот будет болеть!

В ответ раздалось презрительное ржание – сама, мол, лучше знаю.

Тишину разрезал новый крик Готфрида.

Все еще жив, надо же. Быстро бегает.

Ну ничего, Лихорадка все равно быстрее.

Я повернулась к Лайтвуду:

– Лорд Лайтвуд! И вы ничего не сделаете? Вы ведь светлый!

В голос невольно прорвались нотки восхищения: какая фантазия! Я бы не догадалась испортить все так точно и изящно, хотя в самом деле: что может убить страсть быстрее правды?.. Только правда, сказанная не вовремя.

Одновременно с этим я почувствовала небольшой укол сожаления: как ни крути, а правы были темные. Эта любовь, выдуманная светлыми, – сплошные фикция и обман, которые рушатся одним щелчком пальцев.

– Светлее некуда, – подтвердил он, ладонью отбрасывая с лица светлые волосы.

– Готфрид мог бы с вами поспорить.

– Он слегка занят.

Вид у Лайтвуда был крайне довольный.

Ночную тишину разрезал еще один крик.

– Как жаль, – уронил Лайтвуд, оглядывая опустевшую поляну и поправляя пиджак. – Как жаль, что Лихорадка решила поиграть с едой, прежде чем перекусить.

Он точно светлый? В который раз я поняла, что поведение Лайтвуда ставит меня в тупик. Может… здесь дело в другом?

– Думаете о том, что было бы, окажись в такой ситуации Лили? – предположила я.

Лайтвуд повернулся ко мне с возмущением на лице:

– Она еще ребенок! И ни один мужчина к ней не притронется до свадьбы! Это невозможно, как вам такое в голову пришло?

Я закашлялась, пытаясь скрыть ядовитый смех.

Неужели?

Ребенок? Ей семнадцать! И дети не носят в томике стихов вещи неизвестных темных. Интересно, что за этим стоит?

Ладно.

С этой новостью пока повременим.

Нужно подумать, как половчее обратить ее в свою пользу.

Пока важнее другое.

– Так в чем я просчиталась?

– Что? – Лайтвуд поднял брови.

Взгляд у него был задумчивым.