Свадебный бунт

На этот раз Ананьев сел на крылечко дома и ожидал возвращенья Настасьи с нетерпеньем. Откажется или тоже уж женится на ком Чернов. И пиши пропало. Нет больше никого!

Через полчаса на дворе Ананьева появился молодец, и Ананьев, встав, замахал кулаками ему навстречу.

— Не смей подходить… Пошел со двора! — закричал ватажник вне себя.

Это был, конечно, Степан Барчуков.

— Тебе я… А-ах ты!.. А-ах… — И от гнева язык Ананьева окостенел и пристал к небу…

— Клим Егорыч! Побойся Бога! Положи гнев на милость! — заговорил Барчуков, приближаясь.

— Я тебя… тебя… Уходи… — залепетал Ананьев, но не мог говорить. Он сел снова на ступенях крыльца, но спиной к молодцу.

— Что я тебе сделал? Был твоим главным ставленником — дело вел честно и вел хорошо… Был ты доволен. Жил я под чужим именем. Ну, теперь выправил свой законный вид. Полюбила меня Варюша, а я ее… Бегала она топиться… Так опять же не я ее посылал… Прихворнулось тебе от того — я опять не причина. Бог даст, все у тебя пройдет. Будь милостив, отдай мне Варюшу… И как бы мы зажили хорошехонько! Как я тебя уважать бы стать… пуще родного сына тебе был бы, Клим Егорыч…

Ананьев, отвернувшись, молчал.

— Клим Егорыч… Времена лихие… После завтра всякая девка незамужняя будет уж пропащая. Немцев видели уже, сказывают — близехонько. Один молодец сказывал на базаре: видел их, обогнал обоз… — Барчуков усмехнулся и продолжал:

— Сказывает, сидят на телегах кучами… Спинами вместе, а длинные ноги болтаются из телег и чуть по земле не волочатся… Сидят они, хрюкают и табак жуют.

— Цыц! Проклятый! — заорал вдруг Ананьев… — Что ты поешь?.. Баба я, что ли, какая? Не видал я, не знаю разве, что такое немец? Почище да много показистее, брат, тебя всякий немец. Даром что ты москвич.

Барчуков хотел отвечать, но в эту минуту во двор вбежал посадский Колос.

— Здорово… — крикнул он… — Я не к тебе, Клим Егорыч… А вот увидел его… К тебе я, парень.

— Что ты? — отозвался Барчуков несколько неровным голосом.

— Дело. Вот какое дело. Будь отец родной. Женись на сестренке моей.

— Что ты?.. Бог с тобой!..

— Парень… Бог тебя не оставит. Помоги! — вопил Колос как-то неестественно, визгливо, стараясь что-то изобразить, не то страх, не то горесть…

— Не могу я…

— Ты холост… Что тебе стоит? Я весь город обегал. Ни, то-ись, тебе хоть бы хромого аль горбатого какого Господь послал! Все женятся. Все — отказ! Что ж, сестренке-то погибать, стало быть? Будь отец родной. Гляди вот…

И Колос бултыхнулся в ноги Барчукова.

— Да полно. Чего валяешься. Как же можно… Разве это такое дело? Что ты! — говорил Барчуков.

— Времена такие. Знаю… Диковинные времена. Завтра ввечеру пропадет девка. Женись…

Ананьев молча глядел на обоих и тяжело дышал… Он собирался уже расспросить Колосова о чем-то, когда увидел в воротах Настасью.

— Ну?! — поднялся он…

Настасья замахала руками.

— Жених тоже?.. Чей? — робко, хотя крикливо выговорил Ананьев.

— Нету! Какой жених!

— Слободен? Согласен?.. Слава Богу!

— Нету, Клим Егорыч. Дай передохнуть. О-ох! Дай ты мне… О-ох!

— Говори, проклятая баба! Побью!

— Уж побили! Чего? Уж побили!

— Кого? Дурафья!

— Меня. Да Чернов твой. Я сунулась по твоему указу. Он меня палкой.

— За что?

— А знай, говорит, и помни. Не бегай в женатым людям свахой чумной.

— Женат он нешто? Он?! — воскликнул Ананьев.

— Женат. Уж полгода женат…

Ватажник развел руками и молча опустился на ступени крыльца, но вдруг его будто кольнуло что в бок. Он растаращил глаза на Барчукова и Колоса.

— Прощай, Клим Егорыч. Не поминай лихом, — говорил Барчуков, кланяясь. — Господь — и тот прощает грехи лютые грешникам. А ты вот выше Бога стать хочешь. Ну, и талан тебе. Исполать тебе во всех делах. Прощай. Я вот человека из беды выручу… Женюсь на его сестренке. Мне коли не Варюша, то все равно с кем ни венчай поп… Хоть с козой, как сказывается.

— Прости, — проговорил Ананьев глухо.

— Счастливо оставаться! — сказал Колос, кланяясь ватажнику. — Ты, Клим Егорыч, тоже о своей подумал, я чаю? На завтра? То-то, почтеннейший! Ведь последний день — завтра. А то пропадет девка твоя… хоть и богатая. Ну, прости…

И оба, Барчуков и Колос, двинулись со двора.

— Придется силой брать! В сумятицу! — прошептал Барчуков Колосу.

Ананьев не выдержал и заорал.

— Стой!..

— Чего тебе? — быстро обернулся парень, и сердце дрогнуло в нем.

— Стой! — повторил Ананьев и как-то, совсем растерявшись, глупо глядел своим одним глазом. Колос невольно усмехнулся.

— Вот уж пришибленный и впрямь! — подумал он.

— Пров!.. Куликов!.. Или как там по-новому? — заговорил Ананьев.

— Степан я, а не Пров, — заговорил парень радостно, — московский стрелецкий сын Степан Барчуков.

— Бери Варюшу! — выпалил Ананьев.

— Клим Егорыч — закричал вне себя Барчуков, кидаясь к ватажнику.

— Зови Варюшу, Настасья…

— Чего звать? Вот она…

Из за дверей, спиной к которым сидел Ананьев, выпорхнула Варюша и кинулась целовать отца… Барчуков бросился в ноги ватажника.

— Вот и Богу слава! — воскликнула Настасья. — Давно бы начать с конца.

— Нет, ты у меня сызнова начнешь сначала… — с волненьем проговорил Ананьев, смягчившись сердцем… Подь, бегай и сзывай всех на свадьбу.