Свадебный бунт

Так как Кичибургский Яр был на дороге между Астраханью и Царицыным, то посадский Кисельников, проехавший в качестве гонца, оба раза останавливался у Барчукова. Беседа с гонцом еще более побудила Барчукова обождать переселяться в свой городской дом.

— Поверь мне, молодец, — сказал Кисельников, уезжая от Барчукова, уже на обратном пути к Москве, — поверь, что скоро всей смуте конец будет. Желаю я тебе и хозяйке, чтобы крестины твоего первенца уже были в городе, в ватажническом дому..

Вскоре после проезда Кисельникова, явился в Кичибургский Яр первый друг хозяина, Лучка Партанов. Барчуков хорошо помнил, что он был всем обязан хитрому и ловкому Лучке. Не подружись они когда-то, сидя в яме, во тьме кромешной, не пусти Лучка свой диковинный слух по городу о немцах и не ошалей астраханцы до того, что более сотни свадеб сыграли в одно утро, — не видать бы Барчукову своей Варюши как ушей.

За все время еще осенью две приятельницы, т. е. Варюша и Дашенька, случайно вышедшие теперь замуж за двух приятелей, постоянно имели сношения. В ноябре месяце Дашенька даже приезжала в гости к своей приятельнице с поручением от мужа и приглашением в город. Барчуков тогда на отрез отказался и от приезда, и от той должности стрелецкого сотника, которую ему предлагал воевода Носов.

Теперь времена пришли иные, роли переменились. Партанов с женой приехал в Кичибургский Яр, и при радостной встрече после долгой разлуки Барчуков узнал, что его гость приехал к нему совсем на житье, отставши от бунта. И две молодых парочки зажили смирно и весело в полусотни верст от Астрахани.

Немного собственно времени прошло с тех пор, что прежний батрак Пров Куликов вернулся в Астрахань с своим настоящим именем, а Лучка пьяный дрался и буянил на улицах и базарах, а много воды утекло. Теперь был уже на свете богатый ватажник Барчуков и совершенно остепенившийся, задумчивый и часто усиленно обдумывающий приятель его, Лукьян Партанов. Думы его теперь от зари до зари сводились именно к этой кличке, которую он носил.

— Какой я Партанов! — говорил он теперь другу. — Я Дондук-Такиев, да и князь. И не мытьем, так катаньем, а добуду уж я свое законное именование, и будет моя Дашенька княгиней.

Часто приятели и жены их вспоминали недавнее прошлое, как все готовились на всякое погибельное дело, даже на преступленья. Барчуков вспоминал, как они втроем у Носова клятву приносили и образ Божией Матери целовали.

— И спасибо, все, слава Богу, без кровопролития и смертоубийства потрафилось! — говорил Барчуков.

— А ведь не отнял бы ты меня у Бодукчеева или иного какого чрез убийство? — рассуждала Варюша. — Плохо я этому верю. Да я-то с Лукьяном на все была согласна — и бегать, и резать, и бунтовать на улице. Уж именно спасибо, что не пришлось.

Часто и все чаще доходили слухи до хутора, где жили две пары молодых супругов, и от проезжих из подмосковных городов, и от всяких шатунов и бегунов, о том, что на бунтующую Астрахань царь уже выслал сильное войско, под начальство большого и знатного боярина.

— Эх давай-то Бог, Дашенька моя, чтобы то была, правда и чтобы затея моя выгорела! — восклицал Лукьян не только днем, но даже иногда и среди ночи.

— Да что ты надумал? — спрашивала жена.

— Не могу сказать… Зачем мне тебя зря обнадеживать? Выгорит — узнаешь.

Мирная жизнь Барчуковых и Партановых на хуторе продолжалась недолго.

Вскоре разнесся слух о приближении многочисленного царского войска, а затем не прошло и двух недель, как в том же Кичибурском Яре стало многолюдно, на вид диковинно и страшно. Окрестная степь давным-давно не видала ничего подобного.

В Кичибурском Яре стояло огромное войско под командой самого фельдмаршала Бориса Петровича Шереметева. Будь хорошие вестовщики у Носова, то он, конечно, давно бы знал уже, что, если царь отправил на черноярцев полк или два под командой князя Хованского, то на Астрахань уже идет десяток полков под командой самого фельдмаршала.

Шереметев поместился на хуторе астраханского ватажника Барчукова в уступленных ему горницах, а хозяева перебрались в маленький сарайчик, так как на дворе уже наступила весна и становилось тепло.

Пробыв несколько дней, войско двинулось далее, в урочище Коровьи Луки, ближе к Астрахани. Тут явилась в нему депутация, выборные люди из города, бояре, стрелецкие пятидесятники и десятники, посадские люди и во главе их архимандрит и Георгий Дашков. Вместе с ними было более сотни всяких инородцев: армяне, индейцы, бухарцы, юртовские татары и другие. Большая часть этих людей явилась просить прощенья. Это были люди, уже отставшие от Носова. Дашков объявил фельдмаршалу, что город как бы разделился пополам. Одни хотят нести повинную, или просто просить защиты от бунтовщиков, к которым никогда и не приставали. Другие хотят защищать город и вступить в сражение с войсками.

Разумеется, если бы фельдмаршал захотел, то с своим многочисленным, хорошо вооруженным и бодрым войском мог бы взять Астрахань приступом в один миг. Но он не хотел этого. Его цель была усмирить город тихо, получить добровольную сдачу и не тратить людей.