Свадебный бунт

— Доложите воеводѣ, государь мой, что я тутъ не причемъ. Зачѣмъ стану врать и безпокоить его высокорожденіе? Я велѣлъ сказать, что вотъ бывшій мой приказчикъ дерзостно пролѣзъ ночью въ домъ, а ужъ кто эдакій переплетъ сотворилъ и донесъ о разбойникахъ киргизахъ, — мнѣ невѣдомо. Доложите Тимоѳею Ивановичу, что очень все прискорбно, что васъ безпокоили. А молодцамъ стрѣльцамъ я отъ себя въ вечеру два боченка самыхъ лучшихъ сельдятъ пришлю.

— Много благодарны, — отвѣчалъ одинъ изъ стрѣльцовъ, сѣдобородый старикъ. — Мы твоихъ сельдятъ и по буднямъ не ѣдимъ. А нынче въ вечеру подъ праздничный день лучше бы гривны четыре деньгами прислалъ намъ.

— Ладно, и на это согласенъ. Ну, а тебя, головорѣзъ и озорникъ… обратился Ананьевъ къ Степану, и языкъ его, вообще съ трудомъ двигавшійся послѣ удара, сразу какъ бы прильнулъ къ гортани. Со времени болѣзни у Ананьева въ минуты волненія, досады или гнѣва языкъ какъ бы нѣмѣлъ. Онъ хотѣлъ погрозить Барчукову, но отъ гнѣва не могъ вымолвить ни слова, и только поднялъ кулакъ къ самому лицу парня и слегка ткнулъ его въ подбородокъ.

— Ну, въ походъ, вы! — крикнулъ Налаузовъ.

Офицеръ пошелъ впередъ, за нимъ двинулись попарно нѣсколько человѣкъ стрѣльцовъ, затѣмъ связанный арестантъ и снова нѣсколько паръ стрѣльцовъ. Когда они отошли отъ крыльца на нѣсколько шаговъ, то въ догонку раздалась угроза Ананьева, сказанная шепеляво и съ запинкой:

— Я тебя въ колодку! На Москву ходатаевъ пошлю! Въ каторгу тебя упеку!

Степанъ слышалъ, но не обернулся. Оборачивавшіеся на крикъ старика стрѣльцы усмѣхались.

Барчуковъ вдругъ тутъ только понялъ, что не можетъ быть такого закона, который бы счелъ его поступокъ преступленіемъ. Не можетъ быть, чтобы его стали судить съ пристрастіемъ за такое дѣло, которое сплошь и рядомъ случается повсюду. Забрался молодецъ къ своей любезной повидаться послѣ разлуки, — что за важность такая?

Однако, пройдя нѣсколько шаговъ и уже выйдя изъ воротъ дома Ананьева, Степанъ сталъ звать офицера:

— Что тебѣ? — откликнулся Палаузовъ добродушно и даже ласково. — Руки, что-ли, развязать? И то правда. За что его связывать? — Развяжи, ребята, освободи.

И въ одну минуту веревки, перерѣзанныя ножемъ, упали съ рукъ, посинѣвшихъ отъ тугого узла.

— Я не про то, — заговорилъ молодецъ, невольно расправляя руки и двигая пальцами. — Я про то, господинъ, скажи, сдѣлай милость, что мнѣ за это будетъ?

— За что?

— А вотъ за мое переступленіе закона.

Офицеръ на ходу обернулся къ арестанту и удивленно взглянулъ на него, потомъ разсмѣялся.

— Какого тутъ лѣшаго, переступленія! Вѣдь тутъ все вранье одно. Аль ты думаешь съ тобой и не вѣсть что учинятъ въ воеводскомъ правленіи? Мнѣ указъ былъ собрать команду, итти къ Ананьеву брать шайку киргизовъ, или что тамъ найду. Найди я хотъ бѣлугу, такъ долженъ ее съ конвоемъ препроводить къ воеводѣ. Насъ высылали на разбойниковъ, а оказался ты одинъ! А я, все-таки, указъ исполняй! Ну, вотъ я тебѣ съ такимъ почетомъ и веду.

— Я это понялъ, да спрашиваю, мнѣ что будетъ?

Всѣ стрѣльцы, шедшіе впереди Степана съ офицеромъ и шедшіе сзади, гулко расхохотались.

— Что будетъ? — разсмѣялся ихъ командиръ. — Будетъ тебѣ, братъ, ужасъ какъ плохо! Выйдетъ Тимоѳей Ивановичъ, доложимъ мы ему о побоищѣ съ киргизами, о раненыхъ и убитыхъ, а послѣ-то примется онъ за тебя и учнетъ надъ тобой, знаешь, что дѣлать?

— Нѣту, — отозвался Барчуковъ тревожно.

— Учнетъ онъ надъ тобой хохотать до смерти. Вотъ что, братъ, съ тобой будетъ.

И снова весь конвой разсмѣялся шуткѣ своего командира.

Барчуковъ совсѣмъ ожилъ и бодро зашагалъ среди своихъ стражниковъ. Сначала ему казалось обиднымъ итти по городу, гдѣ многіе знали его въ лицо, въ сопровожденіи такой свиты, но теперь дѣло повернулось совсѣмъ иначе. У всей стражи видъ былъ веселый. Всякій прохожій могъ замѣтить, что тутъ что-то да не такъ, вышло какое-то смѣхотворное колѣно. Да и самъ преступникъ поглядывалъ такъ бойко и весело, что вовсе не смахивалъ на будущаго колодника и острожника.

Миновавъ слободу, базарную площадь, хивинскій каравансерай, команда съ плѣнникомъ повернула въ каменный городъ, къ Краснымъ воротамъ и скоро была въ кремлѣ, передъ воеводскимъ правленіемъ.

Воевода оказался не въ своей канцеляріи, а на заднемъ дворѣ, гдѣ разглядывалъ поданнаго ему на лопатѣ за ночь околѣвшаго чапуренка изъ его выводка.

Дѣло было важное, даже страшное дѣло, и воевода былъ смущенъ. Чепуренокъ околѣлъ невѣдомо какъ и почему. Тутъ воеводѣ въ первый разъ пришло въ голову все то, что онъ слыхалъ о невозможности имѣть выводокъ чапуръ. Что, какъ теперь, одинъ за другимъ, да всѣ дѣтеныши переколѣютъ? Каждую-то ночь вотъ эдакъ по одному будутъ ему на лопатѣ подносить.