Свадебный бунт

— Захочу — триста будетъ. Коли дѣло вѣрное, т. е. заручка крѣпкая, то за триста я отвѣчаю. Да стрѣлецъ Быковъ отвѣтитъ за сотни двѣ, да Шелудякъ приведетъ изъ-подъ Красноярска съ двѣ дюжины такихъ молодцевъ, что одни весь кремль разнесутъ въ одинъ день.

— Ладно. Да вотъ мы съ Барчуковымъ двѣсти человѣкъ или хоть сотню найдемъ и приведемъ.

— Я?.. удивился Барчуковъ. — Откуда?

— А изъ ямы… Только отопри двери, сами Выполохнутъ на свѣтъ Божій погулять.

— Да безъ нихъ николи и не обходится, безъ острожныхъ, — замѣтилъ Носовъ. — Все это такъ, но все это сто разовъ мы выкладывали и изъ пустого въ порожнее переливали. А вотъ ты самую суть-то повѣдай.

— А суть самая… Вотъ. Я надумалъ финтъ. Я пущу въ народѣ слухъ, вы поможете, тоже пустите его же, третьи тоже — все его же…

— Ну? — удивился Носовъ.

— Ну, и смутимъ народъ.

— Да что ты ошалѣлъ, что-ль! — грозно выпрямляясь, выговорилъ Носовъ.

— Погоди Грохъ… Я вѣдь не совсѣмъ дуракъ. Ты думаешь на этомъ и конецъ?

— Ну?!

— Такъ я не дуракъ. Мало-ль слуховъ было и будетъ въ Астрахани. А я такой слухъ надумалъ пустить, чтобы всякій человѣкъ, коему этотъ слухъ ближе рубахи, да въ видѣ указа царскаго добраться въ скорости долженъ, чтобы тотъ человѣкъ не медля дѣйствовать въ свое спасеніе началъ. Понялъ ты? Во свое спасеніе. Не обжидая, вѣрно ли, нѣтъ ли сказываютъ въ городѣ. Ну, вотъ и смута будетъ. А ты пользуйся. Заручка есть, и вали!

— Скажи, Лучка. Ты махонькій, что ли! Ну, вотъ я, каюсь тебѣ, я распустилъ про учуги, что ихъ велятъ отобрать и продавать ханамъ калмыцкимъ. Много мутились и не одни ватажники! А вышло что?

— А что же выйти могло? Умница ты, Грохъ, а недоумокъ, стало быть. Что-жъ было ватажникамъ дѣлать? Самимъ, что ли, учуги скорѣе калмыкамъ продавать?

— Вѣрно! — отозвался Носовъ. — Ну, а брадобритье, платье нѣмецкое?

— Да все то же. Мутились, но ждали, не самимъ же бриться тотчасъ, не дождавшись указу.

— Да, но обрились-то многіе… Не одни власти да знатные люди, — обрились всякіе малодушные люди, ради опаски… Мы вотъ посадскіе да купцы только въ сторонѣ остались. Шумѣли дворяне, а обрились…

— Ну, а мой слухъ таковъ, что, какъ его кто прослышитъ, то тутъ же надуритъ. Смута и бунтъ. А ты пользуйся. А надумалъ я его ради вотъ друга пріятеля! — показалъ Лучка на Барчукова. — Пуще всего ему помочь…

— Какой слухъ? — спросили оба, удивляясь.

— Нѣтъ, покуда не скажу. Еще дай облюбовать да поузластѣе завязать и запутать узлы то… Чтобы мертвые узлы были.

— Ладно. Когда же скажешь? — спросилъ Носовъ.

— Черезъ три дня. А ты покуда слушай моего сказу, будь милостивъ. Не порти дѣло.

— Сказывай.

— Бери кабаки у жида.

— Чего-о? Че-го? вскрикнулъ Носовъ.

— Недоумокъ! Пойми! Коли ты въ эту самую ночь, что я смуту сдѣлаю моимъ финтомъ, выпустишь пять сотенъ человѣкъ да учнешь ихъ всѣхъ даромъ виномъ поить да съ ними еще двѣ-три тысячи перепьются. Что будетъ?

— Это три тысячи животовъ на мой счетъ залить виномъ. У меня и денегъ не хватитъ.

— Нѣтъ, ты токмо начни даромъ угощенье сотенъ двухъ въ своихъ кабакахъ, а ужъ тысячи-то сами тогда разнесутъ всѣ остальные. Я же поведу на это и науськаю.

Носовъ долго молчалъ, потомъ провелъ руками по блѣдному лицу и произнесъ:

— Ладно. Но все дѣло въ финтѣ. Какой? Получу коли въ него вѣру — ладно тогда.

— Чрезъ два дня обоимъ все здѣсь же выкладу, — самоувѣренно произнесъ Партановъ и поднялся уходить.

XXIV

Молодецъ, который еще недавно бывалъ пьянъ по цѣлой недѣлѣ и буянилъ на улицахъ города, теперь почти не спалъ и даже не ѣлъ. Всегда веселое лицо было озабочено, задумчиво, почти такъ же сумрачно, какъ у извѣстнаго бирюка Гроха. Тайныя заботы Партанова, однако, не мѣшали ему дѣйствовать. Почти ежедневно бывалъ онъ, по порученію своего князя Бодукчеева, у ватажника, пользовался почти полной довѣренностью Ананьева, видался запросто и бесѣдовалъ, какъ свой человѣкъ, съ красавицей Варюшей. Ватажникъ былъ убѣжденъ, что Лучка усовѣщиваетъ дѣвушку согласиться на сватовство Затыла Ивановича. Варюша съ удовольствіемъ принимала Лучку и подолгу говаривала съ нимъ. Ананьевъ поэтому могъ надѣяться, что дочь начинаетъ смотрѣть на Затыла Ивановича другими глазами.

На дѣлѣ, конечно, бесѣды ловкаго парня съ дѣвушкой были не только не въ пользу новокрещеннаго татарина, а прямо во вредъ ему. Лучка обдѣлывалъ дѣла своего пріятеля Барчукова. На счастіе Лучки, онъ нашелъ въ Варюшѣ дѣвушку изъ числа тѣхъ, которыхъ молва народная именуетъ «отчаянными». Чтобы отдѣлаться навсегда отъ назойливаго жениха-татарина, отъ упрямца отца и соединить свою судьбу съ Барчуковымъ, нужно было не мало силы воли, отваги, даже дерзости совсѣмъ не дѣвичьей. Нужно было согласиться и быть готовой на все, что предлагалъ теперь Партановъ. Другая дѣвушка испугалась бы, помертвѣла бы отъ страха, слыша то, въ чемъ долженъ былъ сознаться Партановъ. Варюша не испугалась и говорила:

— Вы только стройте да ладьте, а я дѣла не испорчу. А съумѣю ли извернуться? Что же, я впередъ скажу. Что съумѣю — сдѣлаю. А коли убьютъ въ сумятицѣ? Что же, я и такъ бѣгала топиться.

И Партановъ, глядя на дѣвушку, невольно думалъ: