Собесѣдники въ домѣ Носова толковали все о томъ же, о слухахъ, о мудреныхъ порядкахъ, заводимыхъ молодымъ царемъ, о трудномъ житьѣ, о колебаніи умовъ и т. д. Но видно было, что нѣкоторые изъ нихъ, вновь сошедшіеся и познакомившіеся въ домѣ Носова, еще стѣсняются, не довѣряютъ вполнѣ другъ другу. Стрѣлецъ Быковъ, съ замѣчательно суровымъ и упорнымъ взглядомъ молчалъ больше всѣхъ, а между тѣмъ, казалось, что если бы стрѣлецкій десятскій заговорилъ вдругъ, то рѣчь была бы покрѣпче всѣхъ другихъ рѣчей. Про него говорили въ Астрахани, что у стараго десятскаго только два слова, а вмѣсто третьяго уже бердышъ идетъ въ дѣло. Диковина заключалась только въ томъ, что этотъ бердышъ, долго вѣрно служившій властямъ астраханскимъ, теперь вдругъ обернулся и готовъ былъ служить тѣмъ, кого рубилъ.
Старика десятскаго изъ стрѣлецкаго войска сразило то, что случилось нѣсколько лѣтъ тому назадъ на Москвѣ, а теперь готовилось и въ Астрахани — уничтоженіе стрѣлецкаго войска. Сбрить бороду, надѣть нѣмецкій кафтанъ и изъ стрѣльца сдѣлаться какимъ-то огороднымъ чучелой, какимъ-то «ундеромъ», какъ сказывали, Быковъ не могъ. Оставаться хладнокровнымъ зрителемъ и смириться старикъ тоже не могъ.
И вотъ эти трудныя времена, эти мудреные порядки привели старика-стрѣльца въ домъ Носова и заставили бесѣдовать съ разнымъ народомъ, въ числѣ которыхъ былъ и пьяница-буянъ Лучка, и подозрительный посадскій Колосъ, и другіе, на которыхъ стрѣлецъ давно привыкъ коситься.
Единственное, на что стрѣлецъ еще не рѣшался, это говорить при всѣхъ. Съ Носовымъ онъ бытъ откровененъ, и рѣчь его была дѣйствительно крѣпка, удивляла и восхищала Носова. Такой человѣкъ какъ стрѣлецъ Быковъ, въ случаѣ какого-нибудь народнаго дѣйства, былъ бы дорогимъ человѣкомъ, былъ бы правою рукой того, кто все дѣло поведетъ. Даже болѣе. Пожалуй, этотъ стрѣлецъ станетъ коноводомъ всего и самъ заведетъ себѣ другихъ въ качествѣ правыхъ рукъ. Носовъ видѣлъ уже въ стрѣльцѣ соперника.
Поздно вечеромъ, когда всѣ разошлись, Носовъ задержалъ только двухъ молодцовъ-пріятелей и своего друга посадскаго, сказавъ кратко:
— Обождите вы и ты тоже, Колосъ. Надо намъ перетолковать промежъ себя. А ты, Костинъ, сходи-ка внизъ да приведи сюда моего гостя, что сидитъ въ подвалѣ. Знаешь, въ томъ самомъ, гдѣ когда-то вы трое, бѣжавъ изъ ямы, укрылись.
— А коли увидятъ его въ окошко? — произнесъ разстрига.
— Кто увидитъ?
— Ну, хоть кто изъ кремлевскихъ. Рыло-то Шелудяка всякая собака въ городѣ знаетъ.
— Небось, теперь уже спятъ всѣ. Да мы отъ окошка-то подалѣ сядемъ. — отозвался Носовъ.
Разстрига ушелъ за разбойникомъ.
Колосъ, смущенный этимъ обывателемъ въ домѣ друга, обратился къ Носову съ вопросомъ:
— На кой прахъ душегуба у себя держать? Да и потомъ чудно. Я еще вчера слышалъ, что онъ опять въ Красноярскѣ проявился и лихо грабитъ на дорогахъ. Вотъ какъ врутъ. Тамъ на его голову всѣхъ убитыхъ валятъ, а онъ тутъ въ подвалѣ у тебя сидитъ.
И Колосъ разсмѣялся.
Между тѣмъ Барчуковъ и Партановъ, узнавъ, что Шелудякъ находился въ домѣ Гроха, невольно переглянулись и невольно усмѣхнулись. Обоимъ показалось смѣшнымъ, что условіе, на которомъ ихъ воевода выпустилъ изъ ямы, можно было теперь исполнить. Можно было созвать тотчасъ народъ, связать душегуба и свести въ воеводское правленіе. И Богъ знаетъ, сдѣлали ли бы они это, или нѣтъ, нѣсколько дней тому назадъ. Быть можетъ, при новой угрозѣ воеводы, ради собственной свободы, они бы и рѣшились схватить и передать въ руки правосудія свирѣпаго человѣкоубійцу, но теперь времена уже были другія. Теперь этотъ разбойникъ, вызванный Грохомъ въ городъ ради нужды въ немъ, былъ въ полной безопасности. Да и сами молодцы не боялись воеводы и ямы по той причинѣ, что въ городѣ чѣмъ-то пахнуло. А случись это нѣчто, то въ ямѣ подъ судной избой никого не останется. Всѣхъ выпуститъ народъ, и ничего не подѣлаютъ тогда Тимоѳей Ивановичъ или его поддьякъ.
Поглядѣвши другъ другу въ глаза довольно пристально и долго, Партановъ и Барчуковъ начали хохотать. Они будто перемолвились, потому что каждый зналъ, что другой думаетъ.
— Чего вы? — обратился къ нимъ удивленный Носовъ.
Молодцы откровенно признались, что заставило ихъ разсмѣяться.
— Ну, — покачалъ головой Носовъ;- не говорите, братцы. Взять, связать и вести къ воеводѣ Шелудяка дѣло не такое легкое, какъ думаете. Хоть кликните вотъ всю улицу. Врядъ что можно подѣлать. А если бы и свели вы его въ концѣ концовъ къ Тимоѳею Ивановичу, то здѣсь у меня въ дому кровь человѣческая рѣкой бы полилась по всей лѣстницѣ на крыльцо и на улицу. Покойниковъ десятка съ два, три оказалось бы во всѣхъ горницахъ. Да, вы, братцы, не знаете, что такое Шелудякъ. Я иной разъ думаю да соображаю: чѣмъ же онъ на томъ свѣтѣ будетъ? Чѣмъ онъ будетъ послѣ суда Божьяго праведнаго и отвѣта на этомъ судѣ? Чѣмъ онъ станетъ? Коли пойдетъ его душа въ адъ, а это вѣрно, то вѣдь, право, грѣшить не хочу, а правду сказываю, — Носовъ усмѣхнулся:- вѣдь отъ него и чертямъ въ аду тошно будетъ. Онъ какъ придетъ, то, прости Господи, самого сатану попробуетъ ухлопать.
XXIII