Свадебный круг: Роман. Книга вторая.

Наверное, Макаев попервоначалу Алексея не узнал. Встречались мельком. Один раз на новогодних горках, потом как-то на премьере в театре. Однако портфель, а больше, пожалуй, блокнот, который Алексей оставил на подоконнике, чтоб, не пачкая руками карманы, записывать знаменитые помазкинские побаски навали Виктора Павловича на мысль, что помогает дяде Мите класть камин не кто иной, как Алексей Рыжов.

— Это хорошо, когда у журналиста есть вторая профессия, — нашелся что сказать Виктор Павлович и ловко налил в стальную рюмку и в стопку коньяк. Сам пить не стал. — Будьте здоровы!

— Пить, дак для весельства, — оправдал себя дядя Митя и, опорожнив непроглядную свою рюмку, крякнул, пустил частушку, чтоб отблагодарить Макаева. Тот хохотнул, хлопнул Помазкина по плечу:

— Неистощим, неистощим. Молодец!

Алексею было неловко оттого, что он явился сюда незваным. Захотелось оправдаться перед Макаевым, и он, словно, извиняясь, сказал, что хочет написать похвальное слово о печниках.

— Стоит, стоит, — снисходительно, без интереса проговорил Макаев.

— Всю Россию обогреваем, — вставил тщеславно дядя Митя.

— Стоит, стоит, — разрешающе повторил Макаев, поднимаясь по узкой лесенке с резными перильцами в мезонин. Наверное, Виктор Павлович особо любил ту светлую уютную комнатушку на верхотуре, спустился оттуда с размягченным, потеплевшим взглядом. С возрастом человек обучается скрывать свои радости и огорчения. Макаев, наверное, это умел делать лучше других, но теперь он и не мог, и не хотел скрывать свое удовольствие. На осанистом лице плавала улыбка.

— Ты уж, дядя Митя, закончи камин, а то на субботу я намечаю открытие, — попросил он.

— Дак чо, я уж опять в бане заночую, — согласился дядя Митя.

Виктор Павлович был внимателен и предупредителен. Он предложил довезти Алексея до Бугрянска на своей машине, избавляя его от ожидания поздней электрички. Алексей с благодарностью пошел следом за Макаевым и сел в непривычно нарядную, такую же основательную, надежную и уютную, как сам Макаев, «Волгу».

Ровно текла дорога под колеса, и так же ровно, спокойно звучал голос Виктора Павловича. Макаев уже давно перешел с Алексеем на доверительное «ты» и, легко нащупав самую чувствительную тему, начал рассказывать, как тяжело ему пришлось в детстве. Война. Отец на фронте, мать целыми днями на работе, а дома ни крошки хлеба. И вот он, старший из ребятишек, еду раздобывал, печь топил, затируху варил, пеленки стирал. Радовались, когда картошку мороженую в огороде находили по весне.

— Те, кого коснулась война, все понимают, сознательные люди, — подвел итог Макаев.

В Алексее прорвалось ответное растроганное — о деревенской жизни, о Мишуне, который называет себя военным парнем. Прав Виктор Павлович. Подростки, перенесшие войну, надежные люди.

Макаев знал, куда тянул нить своих воспоминаний.

— И вот, Алексей Егорович, теперь хочется пожить по-настоящему. Без нужды, без оглядки. Ну, чтоб все было, как положено человеку, чего он достоин. Он ведь этого заслужил. А у нас едут гамузом на отдых. Сто душ. Разве отдохнешь?! На туристской базе тоже гвалт. В волейбол лупят. А хочется уединиться, подумать, в баньке попариться. Покоя хочется. Для чего живем?! А если подумать, это ведь- мизер. Эх!

Однако Алексей не нашел в себе согласного душевного отклика на эти слова. Макаев живет в хорошей квартире, имеет машину. Пусть. Но почему дачу строит за счет колхоза? Если недоедал, если ходил в обносках, разве это должно оправдывать потуги на обогащение? Слишком удобное оправдание желания тащить в свой карман.

Алексей покосился на холеное лицо Макаева с форсоватыми седеющими бачками, на руки с аккуратными ногтями и отчужденно подумал, что, наверное, Макаев, бывая в парикмахерской, обихаживает свои ногти у маникюрши. Аристократ!

Алексею вдруг показалось, что Макаев в войну вовсе не голодал, потому что со своей изворотливостью и ловкостью умел вырвать кусок у другого. «Так оно и было, определенно так! — подумал Алексей, замыкаясь. — Вон и Надежду облапошил, увел у Гарьки».

И хоть Алексей понимал, что, возможно, было это не совсем так, ему не хотелось соглашаться с Макаевым. Воспитанная Серебровым, враждебность к Виктору Павловичу поднялась в нем.-

А Виктору Павловичу захотелось еще больше расположить неловкого, очкастого, склонного к сантиментам парня.

— У других отцы с чинами, а у меня был простой работяга… Пришлось и грузчиком, и дворником…

И Алексей мог бы рассказать, как он во время учебы в университете работал дворником. Трудновато пришлось на первом курсе. Денег у матери просить он не хотел и проявлял плюшкинское скопидомство, ища самый экономный способ пропитания. Утром он перехватывал, что придется, днем покупал буханку черного хлеба и уплетал его с мороженым. Он трезво и хитроумно рассудил, что в этой пище есть все, что требуется его организму: молоко, жиры, сахар, белки. Дешевый и калорийный обед.