Читаем Сварогов полностью

   Сафочка ласкалась к ней.

   Что милей подобной группы?

   Граций двух влюбленный вид!

   Женщин нежности, хоть глупы,

   Возбуждают аппетит.

   Но довольно. Вас растрогав,

   Я молчу... Вошел лакей.

   -- Дмитрий Павлович Сварогов! -

   Он сказал, вспугнув двух фей.

   -- А, проси! Цирцея встала,

   Оправляя туалет.

   -- Как? И он? - Софи вскричала.

   Феи жест ответил: "Нет!"


   XXXVI


   -- Дмитрий Павлович! Я рада,

   Кто бы, право, ждать вас мог?

   Избегать меня не надо!

   -- Я всегда у ваших ног! --

   На улыбки отвечая,

   Жал Сварогов ручки дам.

   -- Не хотите ль чашку чая?

   -- С зельем? Нет! -- Не стыдно ль вам?..

   -- Но, прекрасная Цирцея,

   Я серьезно к вам пришел

   Нынче в роли Одиссея.

   О, тягчайшее из зол!

   Возвратите, злая Пери,

   Здравый смысл друзьям моим!

   Встретил их у вашей двери...

   Что вы причинили им?

   -- Что ж они? -- Да все в обиде.

   В ccopе все, рычат, как зверь,

   И как будто даже в виде

   Не своем они теперь!

   -- Как? четвероногих поза?

   -- Сафочка, да не шути!

   Страшная метаморфоза!

   Превращаете! -- Почти.

   -- Превращу и вас, хотите,

   Леопардом вас создав?

   -- Не могу быть в вашей свите

   И овечкою, как граф!

   Благосклонен рок счастливый,

   Застрахован я от чар.

   -- В самом деле, лишь одни вы

   Непокорны... где мой дар?


   XXXVIII


   Многохитростного мужа,

   Одиссея узнаю!

   Пейте ж чай свой, или хуже

   Власть узнаете мою! --

   И Цирцея, стройно-гибкий

   Наклонив к нему свой стан,

   С очарованной улыбкой

   Подала ему стакан.

   -- Сафочка, налей сиропа!

   Одиссей, женаты вы?

   Ведь у вас есть Пенелопа?

   -- И вернейшая, увы!

   Кстати, мой визит прощальный:

   Я в Итаку еду, -- в Крым!

   -- Как? Зимою? В путь столь дальний!

   От театров? Нелюдим!


   XXXIX


   Но Сварогова от козней

   Двух богинь спасти пора.

   И к тому же вечер поздний,

   А глава и так пестра.

   Редки прелести Цирцеи,

   Слава Сафочке живой!

   Пусть прекрасны обе феи,

   Сафо я сравню ль с софой?

   Лучше дома, в сени граций,

   На софе писать строфу,

   В хоре рифм, аллитераций

   Сафо бросить на софу...

   Вы, быть может, из педантов, --

   Но хочу вас остеречь

   От богинь, от их талантов,

   Их улыбок, уст и плеч!

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

ПИСЬМО


   Общество -- это подражание.

                        Тард.


   En toute chose la lutte, c'est la vie: en religion, en politique, en litterature, en amour.

                                 M-me E. de Gir.


   I


   Прошлого воспоминанья,

   Милый, но ненужный хлам!

   Вас в камин без состраданья

   Все же бросить жалко нам...

   Возвратясь под кров домашний,

   Где храпел один Мамут, --

   Утомлен какой-то шашней, --

   Сел Сварогов кончить труд.

   После глупой передряги

   Порешивши свой отъезд,

   Письма, счеты и бумаги

   Он достал из разных мест.

   Кучи старых дум, тетрадок,

   На распутье двух дорог,

   Так приводим мы в порядок,

   Жизни подводя итог.


   II


   С тюбетейкою узорной

   По-домашнему надел

   Дмитрий архалук свой черный

   И взялся за кипу дел.

   Вдруг в портьере, как статуя,

   Встал Мамут. -- Мы едем! -- В Крым!

   И Мамут запел, танцуя:

   -- Кьятыбим бен кьятыбим!* --

   Счастье было в черной роже,

   Счастье видеть свой аул,

   Горы, близких... Дмитрий тоже

   Улыбнулся и вздохнул.

   -- Уложись! Да вот возьми-ка

   Для Айше колечко здесь!

   И Мамут, волнуясь, дико,

   Убежал, сияя весь.

   _______________

   *) Татарская песня.


   III


   "Надоели мне без меры, -

   Дмитрий думал, сев один, -

   Петербургской атмосферы

   Слякоть, пошлость, вечный сплин.

   Мне претят мужей ученых

   Тяжкий суверенитет,

   И мораль старух салонных,

   И салонный этикет.

   Журналистов дух партийный,

   Редакционные кружки

   Веют скукою стихийной,

   Полны тягостной тоски.

   От дуэлей командоров,

   От пленительных Цирцей,

   От любви и прочих вздоров

   Убежать скорей, скорей!


   IV


   Точно глупым маскарадом

   Я повсюду окружен.

   Вот со змеем-ретроградом

   Либеральный наш дракон.

   Всюду маски убеждений

   И личин фальшивый ряд...

   Длинноухих привидений

   Надоевший маскарад!

   Скачет, дразнит языками

   Фантастический народ,

   И с китайскими тенями

   Я сражался целый год!

   Все пестро, разнообразно,

   Тени мечутся гурьбой,

   Но задуй огонь, -- и праздно

   Холст пустеет пред тобой!


   V


   Дмитрий встал... Вдоль кабинета

   Он прошел, в дверь заглянул...

   Зала сумраком одета,

   Золотой мерцал в ней стул.

   Словно тьмою удрученный,

   Освещал едва камин

   Люстру, край позолоченный

   Старых Клевера картин.

   Как пустынные зеркала,

   И душа была пуста.

   В ней, светясь, едва блистала

   Отраженная мечта.

   Вдруг огонь в камине с треском

   Вспыхнул ярко, светлый дух,

   И угас с прощальным блеском,

   Задрожал, исчез, потух.


   VI


   И предчувствием туманным

   Сжалось сердце... Молчалив,

   Дмитрий в настроенье странном

   Сел, портьеру опустив.

   Но стряхнув свой сон суровый,

   Дмитрий быстро написал,

   Пробегая лист почтовый:

   "Мой любезный генерал!

   Наконец собрался с силой

   Наградить тебя письмом.

   Я был занят, -- как ты, милый,

   В виноградники своем.

   У тебя течет из пресса

   Превосходное вино,

   А мое занятье -- пресса...

   Благодарно ли оно?


   VII


   Помню, как в прелестной вилле

   Мы шампанское твое

   На балконе вместе пили, --

   "Demi-sec" и "double vieux".

   Я же что, мой друг бесценный,

   Выжму здесь из дураков,

   Коих много во вселенной?

   Ах! Сок глупости таков,

   Что пригоден он едва ли

   И для уксуса!.. Стоят

   Бочки глупые в подвали

   И пустых бутылок ряд.

   Полновесных и дубовых,

   Вряд ли годных как-нибудь,

   Этих бочек образцовых

   Не наполнить, не свернуть!


   VIII


Перейти на страницу:

Похожие книги

Черта горизонта
Черта горизонта

Страстная, поистине исповедальная искренность, трепетное внутреннее напряжение и вместе с тем предельно четкая, отточенная стиховая огранка отличают лирику русской советской поэтессы Марии Петровых (1908–1979).Высоким мастерством отмечены ее переводы. Круг переведенных ею авторов чрезвычайно широк. Особые, крепкие узы связывали Марию Петровых с Арменией, с армянскими поэтами. Она — первый лауреат премии имени Егише Чаренца, заслуженный деятель культуры Армянской ССР.В сборник вошли оригинальные стихи поэтессы, ее переводы из армянской поэзии, воспоминания армянских и русских поэтов и критиков о ней. Большая часть этих материалов публикуется впервые.На обложке — портрет М. Петровых кисти М. Сарьяна.

Амо Сагиян , Владимир Григорьевич Адмони , Иоаннес Мкртичевич Иоаннисян , Мария Сергеевна Петровых , Сильва Капутикян , Эмилия Борисовна Александрова

Биографии и Мемуары / Поэзия / Стихи и поэзия / Документальное
Нетопырь
Нетопырь

Харри Холе прилетает в Сидней, чтобы помочь в расследовании зверского убийства норвежской подданной. Австралийская полиция не принимает его всерьез, а между тем дело гораздо сложнее, чем может показаться на первый взгляд. Древние легенды аборигенов оживают, дух смерти распростер над землей черные крылья летучей мыши, и Харри, подобно герою, победившему страшного змея Буббура, предстоит вступить в схватку с коварным врагом, чтобы одолеть зло и отомстить за смерть возлюбленной.Это дело станет для Харри началом его несколько эксцентрической полицейской карьеры, а для его создателя, Ю Несбё, – первым шагом навстречу головокружительной мировой славе.Книга также издавалась под названием «Полет летучей мыши».

Вера Петровна Космолинская , Ольга Митюгина , Ольга МИТЮГИНА , Ю Несбё

Фантастика / Детективы / Триллер / Поэзия / Любовно-фантастические романы
Золотая цепь
Золотая цепь

Корделия Карстэйрс – Сумеречный Охотник, она с детства сражается с демонами. Когда ее отца обвиняют в ужасном преступлении, Корделия и ее брат отправляются в Лондон в надежде предотвратить катастрофу, которая грозит их семье. Вскоре Корделия встречает Джеймса и Люси Эрондейл и вместе с ними погружается в мир сверкающих бальных залов, тайных свиданий, знакомится с вампирами и колдунами. И скрывает свои чувства к Джеймсу. Однако новая жизнь Корделии рушится, когда происходит серия чудовищных нападений демонов на Лондон. Эти монстры не похожи на тех, с которыми Сумеречные Охотники боролись раньше – их не пугает дневной свет, и кажется, что их невозможно убить. Лондон закрывают на карантин…

Александр Степанович Грин , Ваан Сукиасович Терьян , Кассандра Клэр

Любовное фэнтези, любовно-фантастические романы / Поэзия / Русская классическая проза