Сварогов

   Вслед за ним нырнул в Босфор!..

   И в воде, в борьбе и плеске,

   Завязался страшный спор.

   Оба прятались в пучину,

   Появлялись вновь вдвоем...

   Турок всплыл и армянину

   Голову отсек ножом.

   XXVIII

   Всюду турки и apмяне,

   Всюду кровь, неравный бой.

   Дмитрий видел, как в тумане,

   Смерть священника. Толпой

   Окруженный, на колени

   Он упал, избит, чуть жив,

   Точно в храме в час молений

   Руки дряхлые сложив.

   Турок с бранью непристойной

   Старика ударом сшиб,

   И под палками, спокойный,

   Он, как мученик, погиб.

   Армянин, носильщик жалкий,

   Робко жался в стороне, --

   И его убили палкой,

   Мозг разбрызгав по стене.

   XXIX

   Вот другой... в безумье диком

   Он бежал от двух солдат

   И стрелял, не целясь, с криком,

   Вправо, влево и назад.

   В страшных воплях, в шуме рати

   Смерть неслась во все концы...

   Вдруг у Дмитрия в Галате

   Лошадь взяли под уздцы.

   -- Стой! Кто едет? -- Как в стихии

   Потонув, стеснен толпой,

   Дмитрий видел лица злые,

   Камни, палки пред собой...

   -- Чех-елдан!* - он крикнул. В феске

   Подхватил Мамут: "Алла!".

   И, услышав окрик резкий,

   Чернь, волнуясь, отошла.

   _____________

   *) "Чех-елдан!" - по-турецки "Прочь с дороги!".

   XXX

   В улице близ Перу свалка,

   Арнауты, блеск штыков...

   Раздавалась перепалка

   С улицы и из домов...

   В окна целились солдаты,

   Отвечали в окнах им,

   Крики, выстрелов раскаты,

   Стоны раненых и дым.

   Каждый дом здесь брали с бою.

   И под пулями в огне

   Дмитрий пролетел стрелою,

   Наклоняясь на коне.

   В Перу тихо, но в отеле

   Дмитрию на громкий стук

   Дверь открыли еле-еле, --

   Всюду ужас был, испуг...

   XXXI

   Все же черни своевольства

   Стихли здесь, и окон ряд

   В сад английского посольства

   Выходил, -- в прелестный сад.

   Здесь порой под темным миртом

   Дипломат целует мисс

   Меж политикой и флиртом...

   Розы, лавры, кипарис

   Здесь цветут, востоком вея.

   Но и тут царил испуг:

   В эту ночь Варфоломея

   Поцелуев стихнул звук.

   Слышалось в ночном молчанье,

   В вертограде англичан,

   Лишь Иудино лобзанье,

   Предававшее армян.

   XXXII

   Дмитрий в сад открыл окошко,

   Подавив волненья бред.

   В зелени вилась дорожка,

   И таился лунный свет.

   Занят Дмитрием в отеле

   Был в три комнаты салон.

   Жирандоли две горели,

   Кабинет был освещен.

   Отблеск света был в гостиной,

   Спальная была темна, --

   Лишь в трюмо аркадой длинной

   Комнат даль отражена.

   Дмитрий с книгой сел в качалке.

   Вдалеке, в тиши ночной,

   Сторожей стучали палки

   В звонкий камень мостовой.

   ХХХIII

   Книгу Иова читая,

   Дмитрий думал: "О, блажен

   Иов был! Что жизнь былая?

   Бог послал ему взамен

   Злых несчастий счастье снова,

   И утраченных детей

   Заменили для Иова

   Семь прекрасных сыновей.

   Награжденный вновь стадами

   И верблюдов, и волов,

   Умер он, насытясь днями...

   Счастлив праведный Иов!

   Для меня ж былое вечно,

   Ряд несчастий и утрат

   Не забуду я беспечно,

   Их ничем не заменят!

   XXXIV

   Дорогих, погибших, милых

   Слишком я любил, и вот,

   Иовом я быть не в силах,

   Счастья жизнь мне не пошлет!

   Оживают сердца муки,

   Встанут тени из могил

   И ко мне протянут руки:

   "Воротись, ты нас любил!"

   Поняла ли Анна это?

   Я не мог быть счастлив вновь...

   В новом блеске жизни, света,

   Возрождается ль любовь?

   Нет прошедшему возврата,

   Снов былых не воскресить,

   Счастья бывшего когда-то

   Счастьем вновь не заменить!

   XXXV

   Дмитрий опустил ресницы,

   Полный горьких дум былых,

   И перевернув страницы,

   Снова прочитал на них:

   "Люди мудрствовали сами

   И неправо говорят:

   Увенчаемся цветами,

   Быстро вянет роз наряд!

   Блага мира -- цвет весенний,

   Кратко счастье юных лет...

   Жизнь -- лишь прохожденье тени,

   Смерть близка, возврата нет!

   "Да, как юность, жизнь прекрасна! -

   Дмитрий думал: - Счастлив тот,

   Кто, не мудрствуя напрасно,

   Из цветов венок совьет!

   XXXVI

   Жалок тот, кто в день весенний,

   Преждевременно устав,

   Только прохожденье тени

   Видит в жизни. Он неправ!

   Для меня завяли розы

   Прежде, чем я их сорвал...

   Мир любил я, счастья грезы,

   Солнце, моря синий вал...

   Но предвидел смерть я рано...

   Есть ли смерть? Из тьмы времен

   Нам пророчески-туманно

   Возвещает Соломон:

   "Смерть не создал Всемогущий

   И не радуется Он,

   Если гибнет мир живущий.

   Мир для жизни сотворен".

   XXXVII

   Да, рожденное, конечно,

   Не для смерти рождено!

   Неужели в тьме предвечной

   Нам исчезнуть суждено?

   Как? Чтоб в хаосе, в тумане

   Мысль погасла, с тьмой слилась?

   Чтобы дух исчез в Нирване,

   Во вселенной растворясь?

   Для того ль в своем горниле

   Жизнь ковала смелый дух?

   Мы страдали и любили

   Для того ль, чтоб свет потух?

   Нет, я правды смысл нарушу!

   Жизнь дана, чтоб каждый мог

   Сам свою достроить душу

   В дни борьбы, страстей, тревог!

   XXXVIII

   Но слова ужасны эти,

   В них пророческая тьма...

   Что страшнее их на свете?

   Не грознее смерть сама! --

   "Полные грехов сознанья

   В страхе все пойдут на суд,

   И в лицо им их деянья

   Приговор произнесут!"

   Их деяния, их совесть!

   Совесть -- тайный наш судья!

   Он расскажет сердца повесть,

   Ничего не утая...

   Вижу прошлое в боязни...

   Жизнь раскрыла свиток свой...

   Что бичи, темницы, казни

   Перед совестью живой!

   XXXIX

   Отдохнуть, молчать, забыться!..

   Думать больше не хочу!

   Ночь долга... Мне все не спится!.." --

   Дмитрий тихо взял свечу

   И, подняв над головою,

   Он проходит комнат ряд...

   Спальная одета тьмою...

   В ней портьеры шелестят...

   Приподняв их, в светлом круге

   Со свечою Дмитрий стал

   У трюмо... И вдруг в испуге

   Отшатнулся от зеркал...

   Дмитрий смотрит, полн смятенья:

   Гладь зеркальная чиста,