Сварогов

   Окна сумрачно глядят --

   Все в решетке, как в остроге,

   И дверей железных ряд.

   И в одну из них затвором

   Звонко постучал Мамут.

   Нет конца переговорам,

   Цепью брякнули... Идут!

   Марко вышел в шапке черной,

   Фустанелле с кушаком,

   В шитой курточки узорной,

   С револьвером и ножом.

   Подозрительный и смелый

   В пришлецов свой взгляд вперив,

   Черногорец загорелый

   Живописно был красив.

   XVI

   -- Здравствуй! - Дмитрий рассмеялся, -

   Марко, не узнал? Смотри!

   Я с тобою не видался,

   Вероятно, года три!

   Но уже признав знакомых,

   Марко весело кивнул...

   Вводит их... в пустых хоромах

   Стол накрыт, подвинут стул.

   Подается угощенье,

   И, как водится всегда,

   Из айвы и роз варенье

   И холодная вода.

   Смех, приветствия, расспросы:

   Стали в городе дела,

   На армян здесь смотрят косо...

   -- Где Атина? -- Умерла!

   ХVII

   Дмитрий, думая остаться

   Здесь недолго, под конец

   Нынче же решил собраться

   В Семибашенный дворец.

   Лошадей наняв, все трое, --

   Дмитрий, Марко и Мамут, --

   За предместье городское

   Выехали. Путь был крут.

   И чернея величаво,

   Мхом седым опушены,

   Bcе в зубцах тянулись справа

   Башни греческой стены.

   Дальше поле зеленело,

   Где жилища, где сады,

   И виднелась без предела

   Голубая зыбь воды.

   XVIII

   Семь высоких, мрачных башен

   Рисовались в синей мгле:

   Был таинствен, тих и страшен

   Великан Ени-Хулэ.

   Но сверкая на просторе,

   За темнеющим дворцом

   Блещет Мраморное море

   Золотым своим кольцом.

   Словно перстень драгоценный

   Там Элладой обронен,

   И хранит свой неизменный,

   Чудный блеск сквозь даль времен.

   На холме зеленом стоя,

   Дмитрий смотрит, грусти полн,

   На сиянье золотое

   И бегущий отблеск волн.

   XIX

   Солнце за море садилось,

   Вдалеке синел Босфор,

   Уходили в небо, мнилось,

   Очертанья смутных гор...

   И меж них Олимп Вифинский,

   Первозданный храм богов,

   Встал туманный, исполинский,

   В белом облаке снегов.

   Дмитрий смотрит, в тайном горе

   Оторвать не может глаз,

   Точно солнце, жизнь и море

   Видит он последний раз;

   Луч прощальный вспыхнул ярко

   И в пучине потонул...

   - Нам пора! - окликнул Марко, -

   Ночь близка, далек Стамбул!

   XX

   -- Да, пора! - сказал беззвучно

   Дмитрий... Сели на коней

   И назад пустились скучно.

   Становилося темней,

   Но последний блеск заката

   Озарял Стамбул вдали, --

   Точно заревом объято

   Было небо... тучи шли...

   И, блестя в заре кровавой,

   Подымались сквозь туман

   Минареты величаво,

   Точно копья мусульман.

   Скоро на краю дороги

   Всадникам попался труп.

   Он лежал, раскинув ноги,

   Синий весь... зрачок был туп...

   XXI

   -- Так!.. Зарезан!.. - молвил Марко,

   Поправляя ятаган,

   Зорька тоже светит жарко...

   Не пожар ли? Бьют армян!

   Из армянского квартала,

   Хум-Хапу, огонь блеснул,

   И по ветру долетала

   Перестрелка... смутный гул.

   Тишина была в Стамбуле,

   Пуст ряд улиц, но и тут,

   Лишь в предместье повернули

   Дмитрий, Марко и Мамут,

   В доме, жавшемся в сторонке,

   Женский крик раздался вдруг.

   Крик был жалобный и тонкий,

   В нем звучали боль, испуг...

   XXII

   -- Режут женщину! - угрюмо

   Марко стал, - Армянский дом!

   Дмитрий быстро и без шума

   Спрыгнул с лошади: "Войдем!"

   -- Не ходи, эффенди! - робко

   Звал Мамут, нельзя теперь!

   Но уж Дмитрий, вырвав скобку,

   Распахнул ногою дверь...

   Ни души... кувшин разбитый,

   Тряпки в комнате пустой...

   Дальше вход вился открытый

   Вверх по лестнице крутой.

   Там был шум, возня и стоны...

   Дмитрий, вмиг взведя курок,

   Бросился вооруженный,

   Но споткнулся о порог.

   XXIII

   Мертвое старухи тело

   С кровью в волосах седых

   На пороге коченело...

   Крик вверху на миг затих,

   Но тотчас раздался снова...

   Дмитрий быстро вверх взбежал,

   Марко с ним, бранясь сурово,

   И Мамут, схватив кинжал.

   Стоны, схватка... там, в конурке,

   Били женщину втроем

   Люди в фесках -- курд и турки

   С исказившимся лицом.

   Вся в крови, она кричала

   Отбивалась и рвалась...

   Хохот, брань... вдруг стал кинжала,

   Заблестев, ей в грудь впилась.

   XXIV

   Дмитрий выстрелил... смятенье,

   Крики, шум, пальба и стон, --

   Все смешалось на мгновенье

   В дикий бред, в безумный сон.

   Дмитрий горло сжал кому-то,

   Курд, борясь, хрипел под ним,

   Вдруг сверкнул кинжал Мамута,

   И опять - стон, шум и дым.

   -- Баста! - хрипло крикнул Дмитрий,

   Женщина где? -- Ах, злодей!

   В сердце ткнул! -- Лицо ей вытри,

   Дай, Мамут, платок скорей!

   Но в крови, среди убитых,

   Хороша, нема, бледна,

   С мертвым взглядом глаз открытых

   Вечным сном спала она.

   XXV

   Профиль резкий, резки брови,

   Смерти странная краса,

   На лохмотьях пятна крови,

   Разметались волоса...

   -- Поздно! - кличет Марко, - Едем!

   Ловко ранили меня!..

   Не услышать бы соседям, --

   Будет нам тогда резня!

   С лестницы спустившись скоро

   И на седла сев, они

   Мчатся к берегу Босфора

   Стороной, держась в тени.

   Вдруг раздался окрик гулкий,

   И штыками цепь солдат

   Путь закрыла в переулки.

   Повернуть пришлось назад.

   XXVI

   Мчатся в сумерки ночные,

   Ближе все пальба слышна...

   Вот за куполом Софии

   Медленно взошла луна.

   Осветились минареты,

   От мечети тень легла.

   Тенью паперти одеты,

   Площадь дальняя бела...

   Все слышней была тревога.

   Миновав низама пост,

   Гавань Золотого Рога

   Дмитрий увидал и мост...

   Конь косился беспокойно...

   Ужас был тут... здесь висел

   Вдоль перил, как мясо в бойне,

   Ряд окровавленных тел.

   XXVII

   Здесь был центр кровавой драмы,

   Совершившейся в ту ночь.

   Как безумный, Дмитрий прямо

   Через мост помчался прочь.

   За мостом у поворота

   Были крик, пальба и гул.

   Вот бежал, спасаясь, кто-то,

   Вот он с берега спрыгнул...

   Рослый турок в красной феске