Его признание пронзало невидимой иглой, сшивало их нитью. И если бы Господь карал огнём и молнией за ложь, Богат бы остался стоять на месте невредим… Раньше рассчитывал – только б оставила ему побольше. Теперь втайне от самого себя просил Всевышнего:
«Ты забираешь ангелов к себе. Моего не забирай. Пока не потеряемся. Пока не забуду. Смилуйся надо мной, подожди».
Мрак закружил Вини. В вихре поймал её губы своими. Жгучий, настойчивый поцелуй сломал последний столп выдержки. Со злым «Нет!» девушка отпихнула мужчину. Чернота никуда не ушла, но человеческий облик потеряла, снова став ничем.
Осязание обострилось из-за слепоты, а вестибулярный аппарат, напротив, зашалил. Отбегая назад по кривой, Вини не свалилась с ног только потому, что врезалась в стену. Потерянная в пространстве, в лабиринте незакрытых гештальтов, недотрога обернулась сгорбленной старухой. Выбросила руки вперёд:
– Нет! Нет-нет-нет-нет-
Секунды абсолютной тишины как бы доказывали абсурдность припадка, вгоняя в помешательство. Ткань повязки намокла от влажных ресниц.
– Ты не любишь меня. Это неправильно… Так нельзя. Меня нельзя.
– Что нельзя? – спросила темнота, и твёрдость голоса, ровный тон в сравнении с истеричными воплями вернули полоумную в реальность.
– Меня никто, – жалобилась та. – Не бывает. Не со мной…
– Это не тебе решать.
Сказал – как отрезал. Без намёка на ярость, но прозвучало грубо. Очевидно – возражений не потерпит. И в своём зависимом положении Вини сникла. Растерялась.
– Это не тебе решать, – он медленно вышагивал к ней. – Кто дал тебе право решать за меня? Много на себя берёшь, не находишь?
Живая статуя не нашла, что ответить. Да и если б нашла – озвучить не решилась. В пустой голове двумя светлячками перемигивались сомнения.
– Я всегда делаю, что хочу. Люблю – кого хочу. Сплю – с кем хочу. И не тебе, и никому, не выбирать за меня. Поняла?
Молчание.
– Поняла?
Богат нагнулся к ней. Вини почувствовала, что её сейчас ударят. Но он только бережно коснулся запястья, помог выпрямиться. И она стыдливо закивала.
– Больше такого не повторится? – смягчился супруг.
Вини замотала головой.
– Да, я не ошибся.
Целовал сухо, многократно. С детской осторожностью, с взрослым подтекстом. Как физический маятник достигал предела и тут же отдалялся. Снова приближался, снова отстранялся. Какой будет следующая цель? Лоб? Губы? Щека? Вини не могла ни увидеть, ни угадать. Это упражнение на разминку неожиданно захватило всё её внимание. Завлекло лёгкостью.
У всех случаются промахи. Пусть Богат мнит себя вторым после Казановы, девушка удивлялась, как до сих пор не плюнул на всё это дело. Поражённая его упорством, не переставала тяготиться. Не переставала благодарить – не словом, так делом. И бездействие – действо, ценность коего растёт от случая к случаю. Вот Вини даже не пискнула, когда темнота подхватила её. Ноги, потеряв опору, поджались. Вини рефлекторно свернулась в рогалик.
Богат проронил смешок. Такой милой, такой маленькой она казалась в его руках. Как жестокий ребёнок с пойманным зверьком, он с интересом наблюдал, как она справится с новым своим положением. Площадь прикосновения обнажённых частей тела ещё никогда не была такой большой, и муж знает, что для Вини это рубеж. Преодолела его быстро (добрый знак). Прижалась виском к мужской груди. Нашла себе занятие – послушать сердце.
«С кем ещё была столь близка?» – кичился бессмертный.
Уложил на кровать. Вини напряглась. С усилием выпрямила спину, чтобы ему было удобно на ней. Но только его колени подпёрли её бок. Обманутая страхами, слепая, нечаянно крякнула, когда горячие руки сжали трапециевидную мышцу. Отпустили и снова сжали. Заметив, как лоб пациентки вдавился в матрац, Богат прокомментировал:
– Твоими плечами орехи колоть.
Прикусила язык, чтоб не замычать. Боль в шейно-воротниковой зоне, истосковавшейся по блокадам, лечила. Всполохи электричества от очередного нажима напоминали, насколько человеческое тело всё же уязвимо. Вини могло бы стать неприятно от касаний, которых, по её убеждению, Богат не хотел. Но нега быстро вытянула все соки. Под конец жизни Винивиан Степанчик нашла истинное предназначение своё в качестве пластилина в руках скульптора-самоучки. Не отреагировала, когда её оседлали. Мельком отметила потерю натяжения ремешка бюстгальтера. Истома вменяла происходящему прозаичность. Отвлекала от самоуничижения.